09.11.2012 | Арт

Технологический детектив

Выставка "Основы графики" в Третьяковке предлагает зрителям смотреть не на сюжет, а на выбор художником материала

Одну из лучших выставок в Москве «Основы графики: бумага и дерево, шелк и стекло. Из цикла "Материалы и техники рисунка» в Третьяковской галерее в Лаврушинском переулке продлили до 11 ноября - стоит посмотреть ее, если еще не видели.

Сама постановка вопроса радикально современна – традиционное изобразительное искусство вовлекает нас в переживание иллюзии пространства, мы смотрим преимущественно на сюжет, искусство 20-го века разрушает иллюзии и часто делает материал - сюжетом. Здесь кураторы берут вещи классиков и говорят зрителю – смотрите на то, как это сделано. Провоцируют на то, чтобы мы выявляли намерения художника, изучая выбранный им материал, восстанавливали цели и обстоятельства. Своего рода технологический детектив.

Начинается выставка с «лайтбоксов», где выставлены пустые листы бумаги – но на просвет становятся видны тайные послания бумаги – «водяные знаки». А сетчатые формы для отливки знаков похожи на работы современных художников, например, на «Тайную вечерю» группы RECYCLE.

Бумага не бесхарактерна, и чтобы не вступать с ней в бесплодное противоборство, художнику нужно понять, какие у него с бумагой общие цели.

Гладкая поверхность позволяет художнику отрисовать мельчайшие детали, не натыкаясь карандашом или кистью на бугры (как пример даны чертежи Воронихина). Если даже художник успешно преодолел шероховатости в процессе, они будут видны при показе работы, напоминая зрителю, что это всего лишь изображение – поэтому неотличимые от реальности «обманки» Толстого или портреты Брюллова и Соколова сделаны на гладкой бумаге. Они должны поражать иллюзорностью: веточка смородины – как настоящая, а заказчики – даже лучше оригинала, поэтому бумага должна быть скромной, чтобы про нее забыли. Еще такая бумага необходима тем, кто стремится к поиску совершенства и хотел бы избежать любых случайностей – таков Александр Иванов с его эскизами к «Пришествию мессии».

Шероховатая бумага – для тех, кто верит случайности, обожает ее как дар природы – для ее изображения часто и используют волю случая, только предполагая, как краска ляжет. И «Заросший пруд» Левитана (1880), и «Купальщицы» Сомова (1904) – используют непрокрашенные углубления, чтобы передать блики на воде и прорывающиеся сквозь листву солнечные зайчики, Бенуа в эскизе к декорациям для «Трактирщицы» Гольдони наоборот, только касается кистью с темной краской неровностей бумаги, чтобы изобразить трещины на старинных стенах. Плотная и зернистая акварельная бумага нужна и затем, чтобы добиться глубины цвета, на ней можно писать «а ля прима», за один раз набирая цвет в полную силу и больше не прикасаясь к нему – лессировками или «штрихуя» сухой кистью на гладкой бумаге такой свежести не достичь. Для художника, который добивается от портрета не точности проработки деталей, а точности внутреннего сходства, «крупное зерно» не помеха.

Портрет певицы Любатович в роли Кармен работы Врубеля – черные кудри, мрачный фон, и молочная светящаяся кожа крупными заливками, два главных удара и нельзя иначе – тщательная выкраска противоречила бы испанским страстям.

На фактурной бумаге сделан и портрет дамы на фоне гобелена Борисова-Мусатова, она будто становится частью старинного ковра, призраком из прекрасного прошлого. Но это уже пастель – для нее нужна поверхность неровная. На выставке показано, как менялась технология работы с пастелью: от пергамента как основы 18-19 веков, на которой максимально можно было гладко растереть полутона, создать мягкие переходы – до смыслообразующей грубости и неряшливости на наждачке у Ларионова. Малявин рисует портрет юной Боткиной на мягком картоне, раздирая его и скатывая местами в крупные цветные комочки: девочка-«лисичка» в розовом платье с пышной юбкой материализуется из тьмы старинного семейного особняка, выходит к нам «на эту сторону плоскости» объемом, но заодно заставляет и осознать плоскость картины.

Рерих делает эскиз для постановки «Князя Игоря» с шатрами половецких воинов – в палатках воинов он сглаживат грубость основы, но закатное небо с дымами от костров оставляет растресканным, тяжелым, объемным. Небо здесь не фон, но один из главных героев языческого мира, властитель с тяжелым характером. Глаз скользит по стану кочевников, так же как они скользят по земле в своих странствиях и набегах, и упирается в богатую подробностями незыблемую небесную твердь. Еще одна примечательная работа Рериха – эскизы на библейские сюжеты, сделанные на черной бумаге. Тут есть отсылка к иконописной технике, когда от темной подкладки идут к самому светлому тону, тем самым отражая процесс просветления души.

Тонированной или цветной бумагой часто пользовались в графике для эскизов к большим сюжетным картинам, для пейзажных этюдов с натуры - надо думать, отчасти из-за экономии времени: куда как легче отметить светлые и темные акценты, а за средние тона ответит бумага.

Но в то же время цветная бумага несет и смысловую нагрузку. В ряде работ на античные и библейские темы в духе Возрождения она изображает «старину». Еще в ее использовании есть особая философия творческого акта: на белой бумаге получается, что свет – результат недеяния, основа, которая осталась нетронутой после окончания труда художника. На тонированном фоне появление светлейшего тона – воля автора, и в «Хождении по водам» Александра Иванова светлые контуры Христа, протягивающего руку утопающему - укрощение стихии цветных пятен, изображающих бурю, ориентир во мгле фона темной бумаги.

Есть на выставке и работы на ткани: веер работы Врубеля с девой у озера, на котором переливающаяся разными оттенками шелковая основа отвечает за «перемену погоды»: станешь правее - и «облака набегают», озеро темнеет, станешь левее – «проясняется». Офорты на шелке Шишкина, в котором мерцающее сияние ткани воплощает солнечный свет. Представлена подборка работ разных авторов на бумаге papier-pelle, на которой можно сначала дать тон или цвет, а потом, снимая верхний слой, процарапывать светлые штрихи, как на гравюре - papier-pelle сначала была уделом любителей. Как мы узнаем здесь, некоторые знаменитые рисунки Саврасова были сделаны с помощью этой техники. Ей пользовался и Айвазовский и Воробьев. Было бы сложно заштриховать небо вокруг снежинок, кору дерева вокруг трещинок на ней, и глубину морскую вокруг белой пены – а с papier-pelle это получается легко и эффектно.

Пена морская на выставке в ассортименте: как испытание веры у Иванова, романтическая у Айвазовского… Но только Ларионов доверяет процесс изображения воды самой воде, материал у него становится равен сюжету.

Он берет светлую бежево-серую бумагу - это будет мелкий песок на берегу в солнечный день, размешивает жидко белила с водой и позволяет им растекаться по бумаге и высыхать причудливыми разводами. Фигурка бегущей девочки, как будто нарисованная ребенком, дает нам понять, что эта белая краска – прибой, а бумага – песчаный берег. Ларионов решил перестать контролировать материал, доверять ему – и материал помогал. Осенний лес Ларионов рисует слишком жидко для выбранной им тонкой бумаги - бумага морщится вокруг прикосновений кисти, и ее складки передают дрожание веток на ветру. Изобразить траектории трепетных листьев вручную нельзя – будет комикс, а тут это получается «само собой», от природы.

Источник: "Полит.ру", 2 ноября 2012 г.,