Борис Исаакович Зингерман (28.05.1928, Одесса – 16.11.2002, Москва) – исследователь театра. Ученик А.М.Эфроса, А.К.Дживелегова, Н.М.Тарабукина. Автор книг «Жан Вилар и другие», «Очерки истории драмы ХХ века», «Парижская школа», «Театр Чехова и его мировое значение» и др. Многолетний консультант Ю.П.Любимова, негласно влиявший на репертуарный курс Театра на Таганке, Б.З. сторонился публичности и вместе с тем обладал высоким авторитетом в профессиональной среде. Адресат открыток Асаркана на протяжении четырёх десятилетий. Познакомил их В.М. Гаевский, однокашник Б.З. по ГИТИСу. В 1958 году он привёл Асаркана в журнал «Театр», где Б.З. вёл зарубежный отдел. Журнал был либеральным, антисталинистским. «Мы шли в фарватере “Нового мира”» (вспоминал А.П. Свободин). Шли, да не все. С «детьми ХХ съезда», скованными одной цепью советских иллюзий и комплексов, Б.З. и близкие ему авторы (М. Иофьев, А. Гастев, В. Гаевский, А. Асаркан) расходились во многом. Прогрессистскую риторику, с её «гражданственностью» и «духовностью», они игнорировали как сплошное общее место. Сами писали по-разному, не были ни школой, ни группой, хотя оценили и признали друг друга мгновенно. Их сближало чувство изъятой культуры и подменённой жизни, уважение к способности «мыслить опущенными звеньями» (как сказал Мандельштам о своей критической прозе). Мысль компетентная, оттеночная не признавала границ, навязанных социальным заказом или профессиональной специализацией. Утверждала приоритет художественности, изощрённости (а не просто естественности) и в искусстве, и в стилистике жизненного поведения. Но в том же «Новом мире», да и в самом «Театре» отчасти, к этим авторам относились свысока. У Гаевского была репутация «снобиста» (словечко балетного критика Натальи Черновой), у Асаркана – «легковеса». Нет, говорили, пишут они хорошо, но как-то всё не о том, не о главном. Когда Гаевский принёс В.Я. Лакшину, идеологу «Нового мира», машинописный экземпляр «Вечера у Клэр», сочинение «какого-то» эмигранта было отвергнуто с искренним недоумением: что в нём актуального?! Какое отношение этот Газданов имеет к нашей действительности?! С точки зрения той действительности, язык «Италии златой», освоенный Асарканом в тюремной психушке, также был неактуален. Но Б.З., чьей настольной книгой со студенческих лет были «Образы Италии» Муратова, держался иной точки зрения – и Асаркан стал главным итальянистом журнала. Для своих обзоров и информаций он выуживал сведения из «Униты» и «Паэзе сера», продававшихся в киоске гостиницы «Националь». Чтобы эти обрывки, дозволенные цензурой, превращались в образы Италии, дозволенные только самим собой.