Елена Шумилова редактор спецпроекта "Асаркан" Впервые я увидела Асаркана осенью 1964 года. Он провел меня и Виктора Иоэльса на выпускной спектакль «Щуки» «Маскарад» с Губенко в главной роли, сказав со смешком, что выдал нас за выкормышей Турбина. И ушел. Через год Иоэльс привел его ко мне домой, и с тех пор я всю жизнь получала от него открытки. Всю жизнь он был рядом. Мы болтались с ним по Москве, которую он знал как мало кто (в 1998 году болтались и по Чикаго, где он знал опять-таки каждый закоулок и про каждый дом рассказывал так, будто всю жизнь в нем прожил). В 60- и 70-е он проводил нас на все прогоны и генералки лучших спектаклей Москвы, в основном на спектакли Эфроса, которого очень любил. Для меня «Три сестры» Эфроса на Малой Бронной –- эпохальный спектакль моей жизни. Сильнейшее впечатление осталось еще и потому, что на балконе, куда загнал меня Асаркан, сидели враждебно настроенные мхатовцы, с самого начала зашипевшие на занавес, где вместо любезный им Чайки (пусть и впрямь в насмешку над ее регламентированным статусом) обосновалась Бабочка. По субботам, когда была еще шестидневная рабочая неделя, а потом по пятницам, когда шестидневка превратилась в пятидневку, в 3 часа дня мы встречались на Пушкинской площади, у киоска, куда раньше других прямо из типографии Известий, попадал свежий номер «Недели» с его статьей. Постепенно туда стало приходить много народу, клубившегося вокруг Асаркана. Все новости шумно обсуждались, а потом гурьбой мы шли по Горького на Белорусскую на Пресненский вал к Иоэльсу, жарили купленное по дороге мясо, купаты, что попадалось. Так сложились субботы у Иоэльса, перешедшие потом в пятницы. Потом были четверги у Зиника, потом, после отъезда Зиника в Иерусалим в 1975 году, четверги у Миши Айзенберга. Асаркан любил называть наши суаре – суареями, как это делал Сэм Уэллер из «Пиквикского клуба». И открытки, открытки. Я почти всегда предчувствовала, что в почтовом ящике лежит для меня открытка. Так было до самого конца, когда открытки приходили уже из Чикаго. И во всех открытках из Чикаго: – «пиши! пиши!»; ругал, что мало пишу. Но я писала, отправляла ему книги, журналы, особенно НЛО он любил получать. Я звонила ему в Чикаго почти каждую неделю. Последний раз дозвонилась ему уже в больницу, из которой он так и не вышел. До сих пор, спускаясь по лестнице мимо почтового ящика, вздрагиваю – а вдруг…