Приходится искать новые места, а они, конечно, всегда хуже прежних. Как и мы сами, но что поделаешь.

Открытка была залогом существования другого мира, но тут же, в руках получателя, трансформировалась в часть его собственной жизни: все в этой открытке говорилось ему и о нем – хотя сам Асаркан говорил при этом о себе.

Открытки Асаркана за границу демонстрировали, что твой апокалипсис – относителен. Есть на свете другой ужас, не менее интересный, чем твой. И эти два ужаса вполне сопоставимы. Более того, может быть это вовсе не ужас.

Мое письмо, брошенное в Иерусалиме, начинало свой запутанный маршрут навстречу открытке Асаркана, в какой-то момент они, возможно, сталкивались физически, касались друг друга на мгновение марками на столе цензора. Слова сталкивались в реальности.

Солнечный луч пытался пробить их насквозь, вскрыть многослойность асаркановских коллажей, но как будто застывал, завороженный, и скользил, блуждал по поверхности, когда ты вертел открытку в руке.