Авторы
Рисунок Никиты Алексеева. MEMORY ROWS *** РЯДЫ ПАМЯТИ Рубрика Никиты Алексеева: Наверно, это воспоминания – по жанровым признакам это так, тем более, что я пытался быть как можно более верным действительности. Сразу прошу прощения: у меня плохая память на даты и имена, кое-что наверняка оказалось искаженным. Кроме того, это избирательные мемуары. Я отдаю себе отчет в том, что моя жизнь не так уж богата событиями и встречами с гениями. Тем не менее, мне повезло: и время разворачивалось рядами удивительных образов, и поразительных людей, а иногда и гениев я встречал, и при этом не все хочется помнить, не о всем говорить. Я буду счастлив, если мое очень частное свидетельство о бывшем может оказаться интересным и полезным кому-то. А для меня это прежде всего еще один способ не перестать интересоваться искусством и жизнью. В 2004 я нарисовал "комикс" высотой 70 см и шириной приблизительно 55 метров под названием Final Cut, в котором попробовал "вспомнить все" при помощи рисования и сопутствующих текстов. Раскатал это кино на полянке недалеко от Клязьмы и предложил съехавшимся на представление вырезать те куски моей жизни, которые им понравятся. Этот текст – продолжение "комикса" про "Окончательный монтаж", но в основном при помощи слов. А слова – их читать можно по-разному. И ампутировать можно то, что захочется. Так что это – художественный проект. Хотя бы потому, что публикация текста книжного свойства, предполагающего постраничное устройство, в Интернете, смысл которого – моментальная и стереоскопическая вибрация сейчас и здесь – абсурдна. Еще раз прошу прощения: старое-старое мнение "credo quia absurdum est" мне представляется одним из немногих, близких к истине. И насчет названия. Когда-то давным-давно меня изумила песня Боба Дилана "Desolation Row", "Ряд отчаяния". Жизнь – это торговые ряды, где не то ты кому-то что-то пытаешься продать, не то тебя стараются осчастливить тем, что вовсе не нужно. Но вдруг безнадежность экзистенциальной экономики разбивается неизвестно с какой стати свалившимся счастьем. Жизнь расцветает розой, и монотонных рядов больше нет. Прошлое больше похоже на цветок, а не на крытый колхозный рынок, я же – нечто вроде не то соловья, не то ворона, не то воробья, влюбленно порхающего вокруг. РУБРИКА ЗАКРЫТА
Так что высеку Яузу гибкой удочкой 333 раза. Этого вполне достаточно. И наряжусь в красные штаны и красную поло – будто я палач, а главное – на фоне московской июньской зелени выглядеть буду как мак-coquelecot. Как на картине Сислея.
Это – вовсе не синодик и не некролог, мне просто хочется вспомнить тех, кто умер. Я бы мог про них рассказывать очень долго; сделать это несколькими фразами трудно, вряд ли что-то получится. Но все же.
А у меня давно была идея сделать серию больших ширм – меня эта форма интересует много лет. Их должно быть семь: четыре из двух створок, две из трех, Техника странная – золотисто-коричневый шелк с очень простыми архитектурно-пейзажными изображениями.
Второй год я много времени провожу в Италии, в крошечном, ничем особенно не примечательном приальпийском городишке Роверето. Я давно так подолгу не отсутствовал из Москвы. И с удовольствием сидел бы здесь все время...
Я сознательно шел на то, что свиток сильно сократится, однако был неприятно удивлен алчностью некоторых зрителей. Но были и трогательно вежливые люди: они спрашивали, а неужели можно вырезать кусочек? И только после этого брались за ножницы.
Часа через два пришла моя очередь войти в обитую черным дерматином дверь. Там в полумраке сидел человек с лицом гриба-навозника, в дорогом костюме, и что-то объяснял милицейскому майору, схожему с рисунками Боклевского к "Мертвым душам".