19.05.2008 | Арт / Интервью

Хип-хоп с кардиналами

Зиновий Зиник в Риме беседует с Александром Меламидом

Первым делом мы отправились поглядеть на  главные ворота древнего Рима - Porta Maggiore. Точнее, на то, что от ворот осталось. Мимо, по кольцевому шоссе, проносятся грузовики, по соседству – арки железной дороги, где грохочут товарные составы, вокруг обшарпанные многоквартирные блоки.  Можно подумать, что  ты не в Риме, а где-нибудь в Лефортово. Но  Меламида с детства (мы с ним – друзья с сорокалетним стажем) привлекали развалины, помойки, трущобы.   Его квартира  в Манхэттене (он эмигрировал из Москвы в 1977 году) - в двух шагах от музейных руин башен-близнецов Всемирного Торгового Центра.  В  сегодняшнем Риме (Нью-Йорке античности) Меламид поселился неподалеку  от холма, откуда Нерон глядел на горящий вечный город. Он все время уходит прочь от туристских достопримечательностей, туда, где античную колонну можно различить под сводами автопарка, а уникальную фреску – в заброшенной, загаженной собаками церкви. Ему важней  открыть свой новый бравый мир в самом непредсказуемом месте. Его  последним крупномасштабным  концептуальным проектом (совместно с Виталием Комаром) была школа живописи для безработных слонов Таиланда. Слона, когда-то работавшего в джунглях на лесоповале, не так трудно, как выяснилось, научить брать  в хобот кисть и создавать абстрактные полотна - не хуже  раннего Джексона Поллака. Не зависть ли  к успеху слоновьего искусства на аукционах Кристи заставила концептуалиста Меламида самому взяться за кисть? 

- Подсознательно, мы, конечно же, движем кистью как абстрактные  экспрессионисты и поэтому не отличаемся от слонов, - отвечает Меламид. - Но я все-таки от слона отличаюсь тем, что могу еще сознательно написать портрет человека. Я не хочу сказать, что слон  не может  написать реалистический портрет в принципе. Но на данный момент ясно, что я могу сделать это несколько лучше слона. 

В прошлом году он  создал серию  из двенадцати портретов легендарных имен американского хип-хопа –   апостолов рэпа.  Получив за это миллион, Меламид смог себе позволить перебраться на  несколько месяцев  в Рим. В Риме Меламиду удалось завести контакты в Ватикане и приступить к серии портретов римских кардиналов. Как Веласкеc? 

-  На каком-то этапе своей жизни я задумался над тем, что мне делать дальше. Или вернуться в ностальгическое прошлое – родители, детство, воспоминания. Или идти куда-то вперед. Но куда? И тут я понял, что мой сын – он как раз и ушел дальше, дальше от нашего общего  прошлого, от Москвы как Третьего Рима, от проблемы Востока и Запада, и так далее.

- Я же давно сказал: секрет свободы в том, чтобы эмигрировать не один раз, а постоянно, перманентно эмигрировать – увиливать от окончательных формулировок собственной жизни.

- Это ты когда сказал?

- Не помню.

- А ты вообще помнишь, каким ты был, скажем, в детстве? Я гляжу на фотографии и себя не узнаю. Я себя не узнаю, когда смотрю на прошлогодние фотографии. Совершенно другой человек. То есть, моя мама утверждает, что это – я, моя друзья тоже, но это все, возможно, самогипноз: мы помним только то, что сами придумали о собственном прошлом, или то, что кто-то сказал нам о нашем прошлом. Поэтому меня прошлое не интересует. Это фикция.

- В какое же гарантированное будущее ты ушел?

- Я ушел в настоящее своего сына Дани. Даня уехал из Москвы совсем ребенком. По-русски он говорит, с ошибками, но все-таки говорит. Он не совсем американское дитя. Тем не менее, у него в школе не было практически ни одного белого человека.  Мы когда эмигрировали,  жили в доме собесовского типа для бедных в трущобном – тогда трущобном - Джерси-сити. Это как бы пригород Манхэттена. В трущобе жить, конечно ужасно, но благодаря этому  Даня  знал рэперов с детства, он с ними учился в школе.  И в конце концов стал работать для всех этих гениев – делать для них рекламные ролики,  интернетные сайты.  Без него я бы на этот Олимп  не проник.  Это люди, которые продают по 6 000 000 копий после  каждого концерта. Там охрана на мотоциклах, лимузины, антураж.  Это не просто концерты, это еще и своя мода. Они вышли из гетто, их там любят,  но люди гетто ничего подобного себе позволить не могут. Это на самом деле культ белых детей богатых родителей. Для них рэперы – некий сказочный идеальный мир.  Мы все мечтали в детстве, как у Набокова мальчики, убежать в Америку. В русском лесу в Кратово. Мы убегали в  лес как в Америку. Это мир немыслимой свободы, где людей конечно убивают, но зато ты не должен учить латынь и арифметику, или изучать музыку Баха и Чайковского. 

- А  с кем было страшней встречаться: с рэперами или кардиналами?

- Вообще рэперы – они такие, знаешь: им палец в рот не клади. Они  друг друга периодически режут, ну и  наркотики, тяжелое детство.  Но все они работают, как сумасшедшие. По двадцать четыре часа в сутки. Причем, когда пытаешься к ним проникнуть, на дверях стоит вышибала, и говорит: мастер творит,   мастера нельзя беспокоить. В глазах поклонников они - гении. Это своего рода Гомеры, но при этом они – уличное хулиганье, и их дар ниоткуда – с неба.  И перед их небесным даром преклоняются, как когда-то преклонялись перед званием поэта в России. На вид они конечно страшненькие.

- А кардиналы? Тайны Ватикана?

- Кардиналов тоже боятся. Но на самом деле, сами кардиналы боятся внешнего мира больше, чем мир боится их. Они бояться, что их неправильно поймут, ложно истолкуют. Поэтому мой первый кардинал так рад был со мной общаться – я из другого мира, где на его репутацию никто не обращает внимания. Со мной ему  было не страшно.

- Его интересовало, кто ты, откуда, твое вероисповедание?

- Ему все, конечно, интересно. Он так редко видит людей, с которыми можно поболтать.

- Ты знаешь, что все лже-мессии прибывали в Рим, чтобы пророчествовать о падении Ватикана? 

- Я старался не касаться вопросов религии. Так или иначе, в истории христианства я не первый иудей.

- Да, был один такой до тебя. По матери еврей, отец – неизвестен.

-  Между прочим, у меня аналогичный случай. Я родился когда мои родители еще не были женаты. Поэтому в моем свидетельстве о рождении есть имя матери, а вместо имени отца – прочерк.

- Твой отец – он переводил Сталину речь Гитлера по радио - тоже принадлежал своего рода Пантеону, сонму избранных. Богами были двенадцать членов Политбюро. Соц-арт, видимо, и был таким домашним родительским опытом советской  мифологии.

- Я думаю, на соц-арт нас с Комаром вдохновил двойной портрет Маркса и Энгельса. Или Ленина и Сталина. После этого не написать в том же  стиле двойной портрет  Комара и Меламида - надо быть совершенно слепым человеком. Это было и ежу понятно.

- Так что рэперы – это своего рода Политбюро капиталистической Америки. А кардиналы – это рэперы  Ватикана?

- Но они отчасти и похожи друг на друга. У обоих кресты на груди.

- И обе профессии – театральные. Кардиналы вещают перед народом с церковных кафедр, а рэперы со сцены.

- Ну да. Только мой кардинал – он чиновник, его гигантский кабинет забит бумагами, пылью, какие-то кресла золоченные, пахнет мышами.

- А какая у него должность?

- Он заведует департаментом по канонизации  святых. Это огромная бюрократическая работа по проверке на святость. Кроме всего прочего, надо доказать, что кандидат на сан святого сотворил в своей жизни по крайней мере одно чудо. Поэтому там бесконечный опрос свидетелей. Оседают визитеры, задают вопросы. Особенный напор со стороны японских туристов. А ему интересней поговорить про римские рестораны.

- Что же он посоветовал в смысле кулинарных изысков?

-  Mozzarella di Bufala. Я такого никогда не ел.

-  Сыр из молока буйвола.

-  Из молока буйволицы. У буйвола, извиняюсь, нет молочных желез. Но они разные.

- Молочные железы?

- Нет, кардиналы.

- Я думал – буйволы.

- От типа буйволов зависит, конечно, качество моцареллы.  Но кардиналы тоже разнообразные. Мальтийский орден, скажем. Или Opus Dei -  вот это действительно эффективная корпорация: расторопные молодые люди в хорошо сшитых пиджаках, сияют  компьютеры. Или русские иезуиты. Им Ватикан пожаловал диспенсацию: они остаются в католической церкви, но могут служить по православному обряду.

- Я их встречал в Медоне, в школе русского языка под Парижем. Я так и не заметил  чтобы кто-нибудь из них перекрестился в моем присутствии.  Все такие гениальные говоруны. Все они в миру – банкирами, переводчиками, профессорами. Изысканные ужины. А как у кардиналов  с женщинами?

- Ты старый развратник.

- И все же.

- При нем всегда толпа монашенок.

-  Им понравился твой портрет их любимого кардинала?

- Ужасно. Сам кардинал поражался сходству. Как и рэперы, кардиналы, в действительности,  не понимают искусства, не понимают зачем, собственно, рисовать их  портреты. Я и сам не знаю. Как и рэперы, эти люди известны своим поклонникам, своему окружению, а те  ничего не понимают в живописи. Те же, кто понимает в живописи, вряд ли слышали  про рэперов. Я их соединяю вместе. Это  загадочный мир. Он мне любопытен.  Что  еще есть вообще на свете, кроме живого  любопытства? 

Источник: Citizen K, осень 2007,