19.02.2008 | Арт

Неразрешимое уравнение

Материал раскололся на допросе художника и доказал, что равенство невозможно

Перформансы Елены Ковылиной всегда трогали за живое. В мужчинах пробуждали инстинкты, кто же останется равнодушным при виде обнаженной блондинки. В женщинах будоражили женскую солидарность: они сопереживали ее беззащитному телу, мучения которого художница выставляла напоказ, акцентировала его ранимость. Тех, чей главный инстинкт - жестокость, провоцировала на ее проявления. Что бы она ни делала: стояла на табуретке с петлей на шее и надписью «Сделай сам», приходила на открытие выставки в Германии с орденом «За взятие Берлина», приколотым прямо к коже под ключицей, подносила гостям вазочки с красной икрой, ступая босыми ногами по битому стеклу,

ее социально-критические метафоры сначала заставляли содрогнуться тело зрителя, а потом доходили до разума, действовали так же рефлекторно, как сводит зубы от того, что кто-то скрежетнул ногтем по стеклу.

На выставке «Равенство» Ковылина, не раз на практике доказавшая, что чужую боль можно почувствовать как свою собственную, делает работу, в которой свое тело начинаешь ощущать как нечто чужое. Тело из источника боли и наслаждения становится метрическими характеристиками.

Название выставочного пространства, «Современный город», помогает понять эту перемену. В цивилизованном мегаполисе нет места эксцессам, есть лишь политкорректность. В нашем веке равенство реализуется противоположным ранее принятому способу, уже не бьют по шляпке тот гвоздь, который торчит, а вежливо и торжественно поднимают униженных.

Что и хотела показать Ковылина на видеодокументации своего перформанса. Сценарий таков: группа людей разного роста, а также профессий, возраста и пола, становятся на улице перед Кремлем на принесенные с собой табуретки разной высоты, для каждого своей, и суммированная высота деревянных ножек и хозяина табуретки уравнивает участников перформанса до благостного стандарта. Макушки в один ряд «доказывают» гармоничность общества.

Плакатный ход мог бы оказаться слишком прямолинейным, но привычный Ковылиной материал, индивидуальное тело выдает правду физиологически, вне зависимости от поставленных обществом, коллективным телом, идеологических задач.

Материал раскололся на допросе художника и доказал, что равенство невозможно.

Первый эксперимент был проведен Ковылиной во Франции. Приглашенная массовка пришла в темной бесформенной одежде не потому, что художница попросила, а потому что одеваться вызывающе в обществе наступившей политкорректности не принято. Они стояли плечом к плечу, можно было провести через их зрачки общую линию горизонта.

Когда она повторила это в России, ругалась на свою забывчивость, пословица «семь раз отмерь…» аукнулась потом. Русская массовка, все как один, указала свой рост неточно, кто может думать о такой мелочи, как плюс-минус пять сантиметров себя, когда вся страна то и дело падает с вершины в пропасть и возносится ненадолго опять. А ножки табуреток были уже отрезаны. Проблемы возникли не только из-за сложностей с самоидентификацией в сложных политических условиях, ведь и климат переменчив. Утренний снегопад и желание покрасоваться «в кино» прибавил к росту каблуки, капюшоны и меховые шапки. Унификация одежды в силу советского дефицита ушла, европейская униформа скромности еще на подходе, пока одеваются в силу своей неравной обеспеченности.

Одна русская беда - дураки, держит равнение друг на друга, стоя на табуретках, качающихся на второй русской беде - неровной дороге, идущей под уклон.

Попытка подравнять непредсказуемые отечественные характеры под цивилизованную норму не удалась - макушки выстроились в синусоиду, по которой скачет и наша история.

Саундтреком к повторяющемуся на экране перформансу «Равенство», сделанному в России, звучит «Интернационал», спетый на разных языках. И это - уже невозможность равенства, свидетельство того, что любые идеи претворяются территориально различно, на базе национального характера. Получается, что Ковылина до тех пор, пока обращалась к животному началу, была к интернациональному равенству близка - ее исколотая грудь или раненые ноги воспринимались жителем роскошного Лос-Анджелеса или лишенным средств москвичом одинаково. А как только она заговорила о равенстве как об абстрактном понятии, так от него и отдалилась.

Выявились различия как национальные, так и персональные. Повод для россиян возгордиться, вспомнить, что «аршином общим не измерить» нашу широкую душу. Да ведь в этом и парадокс, общего аршина не бывает: это изначально, по Далю, татарская система измерения: «длина всей руки от плеча или вольный шаг человека». Длина рук бывает разная, и кто определяет вольность шага? Такой «индивидуальный» подход ведет, скорее, к неравенству.

А в Европе про аршин и не знают, там - метрическая система, никакой человек ее под себя не изменит. Но и она человека под себя не переделает.

И как ни странно, равенство французских макушек и их черно-серые одеяния только способствуют тому, чтобы лица каждого участника перформанса смотрелись наиболее характерно.

А в русском варианте, несмотря на разницу в росте и в экипировке, - мутная безысходность в лице пенсионера и студента идентичны, наблюдается одинаковая сутулость у дамы и кавалера, ибо равенство полов предполагает одинаково невыносимую нагрузку для тех и других. Бедствия - для большинства одни и те же, а блага - не равенство социальной гарантии, а индивидуальная изворотливость. Тут стоит вернуться в трактовке темы табуретки к одному из первых перформансов Ковылиной, «Сделай сам». Тот, кто возвысился над другими, в российском обществе может задуматься о том, что пьедестал в любой момент может превратиться в табуретку висельника, которую вышибут из-под его ног.