12.06.2007 | Memory rows

Как я стал бомжем

Очередь в милицейском участке мне напомнила префектуру в Париже, хотя разница была

Мы с Сашей жили вместе уже почти десять лет, не расписываясь. Да и зачем, вроде бы и так хорошо. Особенно мне – я до того дурацкую процедуру в ЗАГСе прошел уже три раза. А Саша – ни разу. Но не в этом дело.

Просто мне стало ясно, что пора на всякий случай получить штампы в паспорта. Жизнь цисфинитна, то есть может закончиться здесь, а не в мечтаемом пространстве, причем в любой момент. И мучаться потом Саше по нотариусам.

Пошло-поехало. Я отправился с моим паспортом ПМЖ, в котором было написано "действителен для жизни за границей", в милицейский участок, узнать, когда принимает начальник паспортного стола: по предыдущему опыту знал, что с нижестоящими разговаривать смысла нет. И ошибся, как показало дальнейшее развитие событий.

Когда я пришел, был неприемный день. Я пошел на следующий день, благо участок в соседнем доме, отстоял длинную очередь в душном коридоре, искарябанном надписями о страданиях тех, кто там торчал до меня.

Что описывать милицейский участок. И так понятно. Скажу только, публика там была интересная – все возможные мигранты из России в Москву, из СНГ в Россию, русская жена сирийца с тремя детьми, американская армянка, застрявшая в в Москве у родственников своих родственников из Гюмри (она, бедняга, вообще не понимала, что происходит), дедушка из Израиля, приехавший к правнукам в Москву, косившиеся на армянку азербайджанские предприниматели в остроносых штиблетах, парочка радостно-тонально болтавших китайцев, мрачные вьетнамцы, но почему-то ни одного чернокожего.

Очередь мне напомнила префектуру в Париже, хотя разница была. Но меня эта ситуация даже чуть-чуть обрадовало: Москва вроде как становилась похожей на любой другой большой город в мире.

А главная разница была такая: на столике у входа в коридор лежали замусоленные журналы "Туризм и отдых", в это омерзительное издание я, чтобы что-то заработать, несколько раз писал про свои впечатления от виденного за рубежом. И обнаружил там свои статейки.

По коридору, прорубаясь сквозь затхлый воздух, иногда туда-сюда шмыгали милицейские дамы и девушки с очень неприятными лицами и фигурами – держали в руках папки с документами. Вдруг открылась обитая клеенкой дверь в конце коридора, в нее просунулась красная рожа с чубчиком, заорала: "Старшой, этих-то оформлять по полной или чево?" и, поняв, что попала куда-то не туда, пропала.

Часа через два пришла моя очередь войти в обитую черным дерматином дверь слева от клеенчатой. Там в полумраке сидел человек с лицом гриба-навозника, в дорогом костюме, и что-то объяснял милицейскому майору, абсолютно схожему с рисунками Боклевского к "Мертвым душам".   

Майор панически посмотрел на навозника и сказал: "Товарищ подполковник, так я попозже…". И выпорхнул.

Начальник паспортного стола глянул на меня с презрением. Я, дергаясь, попытался объяснить, что хочу получить внутренний паспорт, так как у меня для того имеются соответствующие гражданские права и определенная жизненная необходимость.

"Где проживаете? – В России, в Москве, здесь рядом, в собственной квартире – А паспорт почему такой? – Потому что в свое время уехал за границу на постоянное жительство и по тогдашним законам, как понимаете, потерял прописку – А где жили? – Во Франции, в Париже – В самом Париже? – Ну да – А проживаете где? – В Москве, здесь вот, за вашим окошком – А вы кто? – Художник, журналист – А трудовая книжка есть? – Нет – А паспорт зачем? – Как, хочу расписаться в ЗАГСе, да и вообще, голосовать, иметь все гражданские права – Так вы где прописаны? – Нигде я не прописан, а регистрация у меня была, я ее не возобновил, живу вон там  -- Квартира собственная – Да – Большая? – Нет, однокомнатная – А во Франции как? – Да никак, прописки нет – Совсем нет? – Совсем – Так вам что надо? – Паспорт, с пропиской – А где проживаете?".

Тут я понял, что подполковник-навозник просто от меня хочет денег, но взяток я никогда не давал и, надеюсь, не придется этому учиться. И, еще больше нервничая, сказал, что на паспорт я имею полное право, так как являюсь несомненным гражданином РФ. Начальник брезгливо взглянул на меня, оторвал от блокнота клочок бумаги и что-то нам накарябал."Идите в опорный пункт к участковому".

Я вымелся из сумрачного кабинета, протолкнулся по коридору, на улице прочитал каракули на бумажке: "Семенов, разберись с этим".

У автоматчика возле входа в участок я разузнал, где находится опорный пункт милиции и туда отправился.

За железной дверью пункта пахло табаком, мышами и прогорклой шаурмой, у входа стоял аквариум с обильными зарослями водорослей, среди них блуждали гуппи и посеревшие мелкие скалярии. На стене – портрет Путина и календарь "Аэрофлота" с девушкой-блондинкой. На продранном диванчике сидел долговязый милиционер, ел бутерброд. Я его спросил, здесь ли участковый Семенов – "Сейчас придет, может".

И пришел лейтенант Семенов, низкорослый, лопоухий, с румяным лицом. Я ему сунул бумажку с каракулями и объяснил, что начальник паспортного стола меня отправил к нему, разбираться. Участковый три раза перечитал послание, посмотрел на меня и спросил: "А он что хочет-то?".

Я, как мог, объяснил, в чем дело. Сперва началась волынка про то, где я проживаю и насчет заграницы – хорошо ли там жить, и зачем мне прописка? Но по мере моего объяснения у младшего лейтенанта Семенова лицо начало просветляться. Он вдруг пробормотал: "Ну, начальничек..." и зажевал узкими розовыми губами.

А потом сказал: "Давайте-ка мы привод оформим, что вы бомж – Это как? – Просто, что мы вас задержали, попросили предъявить документы, а паспорта нет, где живет неизвестно, ну и пишем, что паспорт утрачен при неустановленных обстоятельствах, оформляем протокол и штраф, только это дорого – 1.300 рублей, я вот кого задерживаю, так никто не платит".

На том и договорились, спасибо лейтенанту Семенову. "Вы только с протоколом и со всеми другими документами тут же бегите к начальнику, но перед тем сделайте со всего ксерокопии, да того, как к нему обращаться, зайдите к Елизавете Михайловне, это напротив него, в архиве, и ксерокопии ее уговорите взять".

До того у меня было три привода в милицию.

Первый – когда в середине 70-х меня и Леву Рубинштейна забрали на улице Горького в качестве хиппи.

Второй – в начале 80-х, со дня рождения Тани Диденко. В участке мы сидели всю ночь такой компанией: рок-музыкант Вася Шумов, служивший инженером в каком-то почтовом ящике, во всяком случае, у него была справка; Света Виккерс – у нее справки не было, и она нас уговаривала вести себя потише; Эмма, впоследствии жена Свена Гундлаха, а тогда редактор издательства "Советский Композитор" и профорг этой организации; Сережа Мироненко – главный художник драмтеатра в Воркуте, ну и я – тогда еще с бумажкой о членстве в молодежной секции МОСХ.

А в третий раз меня забрали с искусствоведом Андреем Ковалевым в марте 2006, но об этом – позже.

Так что, надеюсь, четвертому – не бывать.

Я прибежал к Елизавете Михайловне, долго ждал под дверью, наконец она меня приняла – уродливая очень толстая дама с усами, взглянувшая на мою личность с крайней мерой презрения. Но когда я, задыхаясь и дрожа, рассказал, в чем дело, она прониклась сюжетом. И отнесла протокол начальнику. Наверно, навозник-подполковник сильно чем-то достал всех милицейских из этого участка.

Через несколько дней я снова удостоился приема у начальника паспортного стола. Он был краток: "Ждите". Я приходил еще пару раз, и его заместитель с чудесной запорожской фамилией Козорез сообщал: "Подождите, вас ФСБ проверяет". А что меня проверять, и так все ясно.

Наконец, назначили. Я пришел к начальнику, он мне швырнул новенький внутренний паспорт и велел в нем расписаться. Затем поставил свою подпись немыслимой каллиграфии: она состоит из восьми диагональных штрихов, косой восьмерки со спиральным парафом, двенадцати уходящих за горизонт петелек и окончательного хвостообразного росчерка.

Умеют же люди при помощи расписывания за себя постоять, а я – нет. Я подписываю просто: "Никита Алексеев".

И мы с Сашей расписались, и я счастлив. Записали нас в 24 октября 2005 в ЗАГСе где-то в конце не то Дмитровского, не то Коровинского шоссе, без церемоний. Мы поехали к Сашиным родителям и там отпраздновали событие.