Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

06.03.2007 | Memory rows

Так я стал французом

"Ты где? – Я в Лондоне – Ну и мудак". И бросила трубку

Текст:

Никита Алексеев


Иллюстрации:
Никита Алексеев


В конце 92-го я получил французское гражданство. Тогда, в случаях вроде моего, это было намного проще, чем сейчас: надо было прожить пять лет во Франции по легальным документам и не быть замеченным ни в чем противозаконном. Языкового экзамена и испытания на предмет знания французской культуры и истории не существовало. Конечно, я бы их сдал, но без экзаменов все же лучше.

Думаю, французские спецслужбы меня проверили подробно. Из почтового ящика я извлек повестку, мне надо было такого-то числа в 11 часов явиться на улицу Bir-Hakeim в МВД, к inspecteur Lempereur, инспектору Императору.

Знающие люди мне сказали – отлично, будет у тебя французский паспорт. Но я все равно нервничал по пути на Бир-Аким. В приемной я показал бумажку, через пять минут появился анспектер Ламперер – маленького росточка чиновник с бледным клювастым личиком, державший в руке пишущую машинку в футляре. Он меня повел в подвал, по длинным коридорам, перегороженным металлическими решетками, которые он открывал магнитной картой. Мы оказались в крошечной комнатке, целиком обитой серо-коричневым ковролином. Стол из серой формики, два металлических стула на паучьих ножках. Император поставил машинку на стол, заправил лист бумаги. И начался цирк.

"Вы являетесь сотрудником какой-либо разведки? – Нет – Знаете ли вы лиц, являющихся сотрудниками разведок? – Насколько я знаю, нет. – Вы участвуете в политической деятельности, потенциально могущей нанести вред Франции? – Не думаю, я стараюсь ей приносить, насколько могу, пользу. – Каким образом вы это делаете, какова ваша профессия? – Я художник и пользу Франции приношу при помощи искусства". И так далее. Император начал позевывать, двумя пальцами вбивал в бумагу мои показания, время от времени себя поглаживал в области желудка.

Экзамен насчет французской культуры я сдал бы точно, так как понимал: приближается время dejeuner, что на русский неправильно переводится то как завтрак, то как ленч, то как обед, а значит в буквальном переводе "разговление". Я уже хорошо знал, что настоящий француз, каковым Император, несомненно, являлся, за полчаса до ежедневного разговления может думать только о нем. И правда: Ламперер мне задал удивительный вопрос: "Мсье Алексеев, а с кем вы обычно общаетесь?". Я ответил, что обычно общаюсь с друзьями и знакомыми. "Вот-вот, bon-bon-bon… Конечно же, с друзьями и знакомыми!". Вытащил лист бумаги из машинки, спрятал в папочку, захлопнул футляр, торжественно встал и произнес: "Мсье Алексеев, я надеюсь, вы понимаете, что не должны наносить вред вашей второй родине?". Я заверил, что сознаю это полностью, он мне пожал руку, и мы вприпрыжку по подземным коридорам побежали в сторону разговления.

А за вторую родину я Французской Республике и олицетворявшей ее Императору глубоко благодарен. Понятно, что первая моя родина Россия, но есть и много других.

Недели через две менты мне в субпрефектуре в Венсенне абсолютно буднично выдали паспорт – потом я долго читал напечатанные в нем на всех языках Евросоюза тексты. Я искренне говорю, что счастлив: во многом ничем не отличаюсь от ирландца, грека, португальца, испанца итальянца или немца.

Получив паспорт, я позвонил Юле, но она бегала по делам, и поехал праздновать к Олегу Яковлеву.

Деньги у меня какие-то были, но после трех походов в магазин за хорошим вином они закончились. Кредитной картой я не пользовался – я на ней обжегся, уйдя глубоко за нуль, держал только дебитную, а на текущем счету не было ничего. У Олега – та же проблема. И тут он заявил, что надо ехать в Лондон – "у тебя же французский паспорт?" – там в банке деньги.

Ситуация вышла совершенно сюрреалистическая. Деньги у Олега, оказывается, были, и немалые, но вместо того, чтобы пойти в магазин или в ресторан, мы на такси отправились в аэропорт. Узнали, что до утра в Лондон ничего не летает. На такси же поехали на вокзал и успели к первому поезду в Булонь-сюр-Мер. Ближе к морю начал брезжить рассвет, на нормандских полях кое-где лежали полоски снега и уныло мотались под ветром деревья. В Булони было промозгло и сильно пахло рыбой и нефтью. Мы сели на паром, поменяли франки на фунты и пошли в беспошлинный бар, где Олег сперва пытался напоить официанта, а тот отнекивался тем, что находится при исполнении должности. Напоить удалось дружную компанию ирландцев, и, подплывая к Британии, мы с ними пели "What's the Hell?" и "Sweet Rose of Armadaghdale". Сквозь алкогольное марево я наблюдал, как подступают меловые скалы Англии.

В Дувре, на паспортном контроле, я шел впереди Олега. Пограничник с клетчатым черно-белым околышем спросил: "Sir, what for are you coming to UK, for business or for leisure?". У меня хватило соображения ответить, что for leisure, и я беспрепятственно шагнул в Соединенное Королевство. Олег зачем-то ответил, что прибыл по делу. Пограничник начал выяснять, что за дело в UK может быть у совершенно пьяного француза русского происхождения, но мне удалось втолковать, что этот джентльмен по-английски не понимает, а приехали мы исключительно чтобы отдохнуть.

В электричке Олег совсем разомлел и решил подышать воздухом. Не знаю, как сейчас, давно не ездил на английских электричках, но тогда окна в них открывались почти до пола. Открыв окошко, Олег стал вываливаться наружу, мне чудом удалось втянуть сто килограммов живого веса за пояс обратно.

На Victoria Station мы взяли такси – настоящий лондонский кэб. Я же в детстве был англоманом, и вот тебе – Англия! Но зачем я там оказался, мне было не совсем понятно. Несколько пришедший в себя Олег велел ехать на Нью-Бонд стрит, к главному офису Barklay's Bank. Когда подъехали, выяснили, что денег у нас – восемь пенсов. Мы попросили шофера подождать, пока не возьмем деньги в банке. Он меланхолически посоветовал: "Джентльмены, если денег нет, то кэб не берите". И уехал. Мне его британская реакция очень понравилась, но в желудке начал шевелиться камень: а вдруг никаких денег у Олега в Лондоне нет?

Мы вошли в мраморно-гранитный холл "Барклая", выглядели там, как очевидное нарушение налаженной действительности. Олег потребовал встречи с мистером Кеннеди, секретарша долго сомневалась, потом позвонила. Через минут пять по лестнице спустился мистер Кеннеди – британский яппи в темно-синем костюме в узенькую белую полоску, белой сорочке в нежно-голубую полоску, в кембриджском галстуке, в темно-коричневых ботинках на пяти дырках, с набриолиненными волнистыми каштановыми волосами. Я впитывал подробности – во как, Англия! – но чувствовал себя все хуже.

Олег сказал, что хочет денег, а мистер Кеннеди ответил: "Мистер Яковлев, в нашем банке ваших денег не было и нет". Я понял – пиздец. Мы с восемью пенсами в Лондоне, даже позвонить в Париж невозможно, и что делать – неизвестно.          

Тут Олег завопил – матом, по-русски, французски и английски. Кеннеди дернулся, побледнел и убежал вверх по лестнице. Я представлял, как нам выбираться из Лондона и можно ли найти хоть каких-то знакомых. У секретарши раздался звонок, она, ласково улыбаясь, предложила мистеру Яковлеву пройти в кассу.

Олег вернулся, распихивая по карманам пачки банкнот. Что все это значило, не знаю и знать не хочу.

Потом мы поехали в гостиницу и рухнули спать. Перед этим я себе ошпарил руку – в ванной был пресловутый английский кран без смесителя. Утром за окном обнаружился Гайд-Парк, далее мы почему-то завтракали в китайском ресторане и ели утку по-пекински, а возле вокзала купили кружки. Олег с принцем Чарльзом, я с Дианой. С вокзала я наконец позвонил Юле. Она спросила: "Ты где? – В Лондоне – Ну и мудак". И положила трубку. Мы приехали ближе к вечеру в Фолькстон, выяснилось, что паромы не ходят – забастовка. Через несколько часов один, впрочем, отправился. В Па-де-Кале мы прибыли за полночь, валил снег и было пусто, ни автобусов, ни такси не было не видно. Пошли по шоссе куда-то, как нам представлялось, в сторону города, махали руками проезжавшим машинам, они пролетали мимо. В конце концов кто-то сердобольный притормозил и объяснил, что мы топаем в противоположном направлении. Через полчаса, вымокшие и замерзшие, мы добрались до Кале, нашли гостиничку.

Днем изумительно позавтракали устрицами, запивая их свежим фландрским темным пивом и отправились в Париж.

Юля, посмотрев на меня, простила. 

Вскорости мы с Мари, как и было договорено, развелись. Все знающий Тома Джонсон посоветовал мне дешевое адвокатское бюро, занимавшееся подобными делами. Адвокатом оказалась миниатюрная девушка с африканскими косичками, с фамилией, кажется, Гинсбург. Я подписал нужные бумаги, и в означенный час мы с Мари пришли в Дворец правосудия, там по длиннейшему коридору, который тысячу раз снимали в кино, туда-сюда бегали адвокаты в мантиях. У одних они были мятые и засаленные, а сероватые воротнички слезали набок. Другие мантии были чуть ли не haute couture, а воротнички – плиссированные и накрахмаленные.

Мы поднялись куда-то под крышу, нашли в узком низком коридоре дверь, на которой была табличка с именем нужного нам судьи. Наш адвокат опаздывал. Через четверть часа она, запыхавшаяся, прибежала. Перед дверью заглянула в портфель и дернула плечами.

Мы вошли в кабинет. Судья была пожилая женщина, отчего-то очень радостно поздоровавшаяся с нами. Адвокат сделала виноватое лицо и сказала: "Госпожа судья, пожалуйста извините меня, я очень виновата – я забыла мантию". Судья сказала: "Ничего-ничего, можно без мантии".

Надеюсь, мой развод все же полностью законен. 











Рекомендованные материалы


31.07.2007
Memory rows

Сечь Яузу — ответственное дело

Так что высеку Яузу гибкой удочкой 333 раза. Этого вполне достаточно. И наряжусь в красные штаны и красную поло – будто я палач, а главное – на фоне московской июньской зелени выглядеть буду как мак-coquelecot. Как на картине Сислея.

29.07.2007
Memory rows

Времени — нет

Это – вовсе не синодик и не некролог, мне просто хочется вспомнить тех, кто умер. Я бы мог про них рассказывать очень долго; сделать это несколькими фразами трудно, вряд ли что-то получится. Но все же.