14.02.2006 | Memory rows

Скафандр

Попугай Марика, Гитлер и дипломатия

Воспоминания наматываются и становятся все чуднее. Моя мама была очень прогрессивна и потому меня наряжала по-своему, не как других детей. Сшила зимний комбинезон, похожий на скафандр, и выпускала меня в нем гулять во двор. Я его сам расстегнуть не мог и однажды описался.

Это уже было на Кропоткинской, угол Кропоткинского переулка, где бабушка, дедушка, мама и папа поселились, съехавшись, в огромной квартире в большом сером доме напротив художественной школы, где я позже учился несколько месяцев. Потом в этом доме была книжная "Березка", а сейчас, кажется, ресторан.

Там были четыре комнаты (одна из них моя), огромная полутемная кухня и чулан – туда меня тянуло все время. Из чулана дедушка Степа иногда выносил свой пахнущий нафталином парадный мундир, а из ящика письменного стола – вынимал кортик. Бело-золотой, с рукоятью слоновой кости. Или мамонтовой? Нет, шахматы из бивня мамонта были у покойного уже деда Виктора, и кортик у него был черно-золотой.

Во дворе, где я однажды описался, рос огромный тополь. Сейчас я иногда прохожу мимо и вижу, что он не так уж велик, это обычный московский тополь, который скоро умрет. По двору бродили голуби, мы их зачем-то ловили: ставили ящик, утащенный от двери магазина "Овощи-Фрукты" (там потом "Березка" появилась) наискосок, подперев его палочкой, к которой была привязана веревка. Под ящик клали черствые горбушки, тайком вынесенные из дома.

Голуби ловились, бились в руках. Мы их отпускали.

Однажды за этим занятием нас застал знаменитый местный стиляга из соседнего подъезда. У него был белесый кок, очень бледное лицо, ботинки на толстенной подошве и зеленый пиджак в крапинку. Он сказал: "Малец, а ну давай сюда хлеб!". И сжевал горбушку.

А я когда стал постарше, влюбился в рыжую девочку Алису, гулявшую во дворе с медного цвета таксой. Наверно, вследствие этого примкнул к семилетней шпане, нарушавшей суверенитет Финляндии: мы, собрав ящики из-под картошки, лезли через заднюю стенку в сад финского посольства и дрались с "финиками".

Дедушки мне про финскую войну ничего рассказать не успели.

Кропоткинский, сейчас снова Пречистенский переулок – место специальное. В школе, куда я пошел в первый класс, теперь располагается какое-то африканское посольство, а посольств там всегда было много. Самым заманчивым после финского было австралийское, построенное Шехтелем, с его светящимся молочным светом стеклянным фасадом. Важным развлечением для детей в Кропоткинском переулке было смотреть на съезды и разъезды гостей дипломатических приемов.

"Машину военного атташе Французской республики – к подъезду!". Выходит человек в каскетке с золотым шитьем, в песочного цвета мундире. "Машину военного атташе Бразилии – к подъезду!". Выходит человек в темно-синем, весь в золоте, с красной лентой через плечо. "Машину маршала СССР Буденного – к подъезду!". Его под локти несли два мордоворота, сверкающие зеркальным блеском сапоги волочились по асфальту, усы свисали на грудь, а на груди брякали ордена.

Не исключено, из-за британской и американской выставок и посольских съездов-разъездов я оказался склонным к космополитизму.        

А потом появился попугай Марика. Дело было так: мы с бабушкой и дедушкой возвращались из Крыма, мама нас встретила на вокзале, расцеловала меня и сказала: "А у нас для тебя дома что-то очень-очень интересное. Большое, красно-зеленое". Я сперва расстроился: ничего умнее не придумали, кроме как арбуз подарить, арбузов в Крыму – полным-полно.

Приезжаем – вижу, в клетке сидит здоровенный красно-зеленый попугай ара с плешивой головой. У родителей были друзья, куда-то уехавшие на год, они нам своего попугая оставили на жительство.

У него была замысловатая история. К нам в гости зашел родительский знакомый орнитолог и сказал, что Марике (несмотря на имя, попугай был самцом) – не меньше ста лет. Что он делал в первой половине жизни неизвестно, но с 30-х годов он принадлежал звезде немецкого кино Марике Рокк, любимой актрисе Гитлера.

По-русски он что-то умел говорить, но не слишком много. Зато когда клетку вечером накрывали одеялом, чтобы он угомонился, Марика начинала картаво орать длинные тексты по-немецки. Ее никто в доме не понимал, но другой родительский приятель, знавший этот язык, расслышал, что Марика произносит речи фюрера.

Это была чудовищно злобная и вредная тварь. Когда приходило время чистить Марике клетку, она из нее выскакивала и, клекоча, норовила ухватить своим жутким клювом. Один раз он мне прокусил руку до крови. Марика обожал изводить кошку Милку, ласковейшее существо: моментально выучившись мяукать, мог часами вопить по-кошачьи, доводя Милку до истерики, та драла когтями по прутьям клетки, пытаясь добраться до мучителя, а потом забивалась в самый темный угол.   

Однажды из-за Марики родителям пришлось платить штраф в милиции. Ее выставили на балкон, а под балконом на перекрестке стоял постовой со свистком. Попугай тут же научился переливчато свистеть по-милицейски и умудрился, несмотря на то, что тогда по Москве машины ездили раз в пять минут, спровоцировать ДТП.