15.11.2012 | Арт

Он снова полюбил овал

Выставка «…нас будет трое…» показывает, что Малевич - не единственный супрематист.

Графика ошибочно воспринимается как нечто второстепенное и малозначительное. Наброски, эскизы - редкая возможность проникнуть в тайны творческого процесса. При беглом взгляде на историю искусства 20 века супрематизм всегда как бы равняется Казимиру Малевичу - на выставке «…нас будет трое…» в Третьяковской галерее на Крымском валу (до 25 ноября) мы узнаем, что супрематизм рождался и развивался в сотрудничестве с двумя учениками Малевича, Ильей Чашником и Николаем Суетиным.Остальные его единомышленники по Уновису (Утвердители нового искусства) восстали против безусловной верности жестким рамкам учителя и требования анонимности, и пошли по собственному пути.

Малевич нуждался в поддержке, ему нужно было показать, что это школа и направление - в одиночку это было бы невозможно.

Он удерживал Суетина и Чашника при себе до конца жизни, поручая им заниматься прикладным супрематизмом и оставляя свободу станкового творчества за собой. Все работы на выставке – из коллекции Sepherot Foundation (Лихтенштейн), и можно было бы объяснить приоритет графики тем, что все ключевые живописные произведения уже давно в музеях, и частному коллекционеру достается уже только графика. Но избранная куратором выставки Татьяной Горячевой тема «учителя и учеников» раскрывает набор представленных произведений, в основном эскизы и проекты, а не завершенные произведения - как судьбу художников, последовавших за гением. На Суетина и Чашника учитель возложил перевод супрематизма в объемные формы, архитектоны, архитектурную концепцию будущего – эти модели изготовлялись из гипса, и сохранить их было нелегко. На выставке есть один архитектон и несколько карандашных размышлений.

Им же было поручено заниматься супрематическим фарфором – чтобы «отбросить отвратительные намеки на неспособность левого искусства включиться в жизнь».

Несмотря на успехи в этой области, Малевич препятствовал массовому производству. «Пусть останутся униками», «мне они нужны были только для эксперимента и дальнейшей работы, а когда вернусь, и Вы поставите в хорошие условия меня, тогда уже начнем дело во всемирном масштабе» - писал он Пунину по поводу работы на ГФЗ. То есть и фарфор Суетина и Чашника мы увидим в эскизах. Они тратили почти все свое время на осуществление инициатив учителя, но и в том, что сделано, мы видим их собственные эксперименты. У Малевича фигуры парят в белой пустоте, у Чашника – свет прорывается сквозь тьму. Возможно, это следствие занятий с объемными архитектонами, но у Чашника изображен не иной мир – в его геометрии угадывается глубина и пространство. Какие-то из его орнаментов похожи на предвидение будущих мегаполисов: огни машин, движущихся по шоссе, вид на взлетную полосу аэропорта, пересеченную стальной рамой остекления зала ожидания, пиктограммы и логотипы.

Может быть, современные мегаполисы отчасти обязаны своей эстетикой экспериментам супрематистов?

Но на выставке показано и противоречие между двумя учениками, может быть, обусловленное тем, что Чашник умер, не успев проникнуться обращением Малевича к новой предметности. Чашник утверждал, что «суть человеческого существования – беспредметное начало», избранные куратором слова Суетина говорят о другом направлении – «Я хочу мощи человеческой у живописца». В некоторых его композициях видится теплота народного орнамента. Овал (ракурс круга, движущегося в пространстве) он берет из опытов Малевича 1916-1917 годов в свои композиции. Сам Малевич в постсупрематизме использует его для обозначения лица-лика, и у Суетина он фигурирует в декоративных орнаментах, а в одном из рисунков овалы предстают как лик богоматери и младенца. Суетин чувствует, что беспредметность чужда человеку.

Источник: "Полит.ру", 2 ноября 2012 г.,