15.11.2012 | Театр

Театральный дневник. Часть 2

На фестивале "Балтийский дом"

Из основной, звездно-европейской программы на мою, первую, часть «Балтийского дома» пришлось три спектакля и, сразу честно признаюсь, все они были «не мои». Жалко было, что я не попадала на финал фестиваля, где, во-первых, был «Вишневый сад» Люка Персеваля. К счастью, этот спектакль показали  потом и в Москве на фестивале «Сезон Станиславского», но у меня было стойкое ощущение, что в столице, где замечательного фламандца увидели впервые, его не поняли, а в Питере, где он уже давно знаком и любим, спектакль наверняка гораздо лучше наладил контакт с залом. А еще жаль, что пришлось уехать в середине «Балтдома» оттого, что на закрытие обещали «Миранду» Оскараса Коршуноваса (по шекспировской «Буре») и те, кто видел этот спектакль недавно на волковском фестивале в Ярославле – очень его рекомендовали. Правда, говорят, в «Миранде» очень нестабильный центральный артист, из-за которого уже пришлось отменить показ в Воронеже, так что надо спросить, чем закончилась гастроль литовцев в Питере.

Итак, первым европейским хитом «Балтдома» для меня был «Дядя Ваня» Андрея Жолдака, привезенный из Финляндии. Со времен своего суперуспешного спектакля «Анна Каренина», Жолдак - очень популярная фигура в финском театре. После той размашистой постановки в Турку, в маленький театр  «Клорике» из Хельсинки, Андрей привел с собой, как талисман, замечательную молодую актрису Кирсту Косонен –  у Толстого она играла Анну, а у Чехова  - красавицу Елену. Новый спектакль, гораздо более камерный (его играли на сцене, где сидели и зрители), тем не менее, главным режиссерским приемом оставляет все то же самое всеобщее сексуальное безумие, трясущее буквально всех героев  с первой до последней минуты спектакля, как будто каждому  из них дали в руки оголенный электрический провод. Два года назад в рецензии на «Анну Каренину» я писала: «именно этот почти физиологический напор, который у нас принято называть «против лома нет приема», сводит с ума непривычную, сдержанную и вежливую финскую публику, как светскую женщину - грубый и вульгарный любовник». Та же история и здесь, хотя «Дядя Ваня» гораздо аккуратнее по отношению к первоисточнику, чем была «Анна Каренина». Жолдак непривычно для себя действительно идет по пьесе, ничего в ней принципиально не меняя (разве что сокращая текст и число персонажей и соединяя няньку и мамашу Войницкую в одно лицо). Все тут колотятся от страсти – и Соня, и дядя Ваня, и Серебряков (причем он заходится еще и от графоманского экстаза). Но главные, конечно, - классический бородатый финн Астров и Елена – роскошная, крупная, длинноволосая брюнетка Косонен,  их швыряет друг к другу, будто они намагничены, на пути друг к другу они вышибают двери и прошибают стены. Здесь посреди дощатого дома – бассейн, в который все герои, раскаленные страстью, бросаются, когда терпеть этот  жар становится невозможно, и только удивляешься, что коснувшись воды, их тела не шипят.  А за домом в это время, похоже, бушует огонь – вероятно, все тот же огонь страсти, поскольку слышен треск и в щелях мелькает слепящее пламя, но дыма нет, и ничего не сгорает.

Вторая европейская знаменитость, которая теперь доехала и до Питера – это итальянец Пиппо Дельбоно со спектаклем «После битвы». Никакого обмана нет, Дельбоно – действительно любимец фестивалей с левым уклоном (а никаких других, собственно, и нет – вся европейская творческая интеллигенция – левая). Но сколько мне ни приходилось видеть его постановок по всему миру, я не могу отделаться от ощущения, что он – театральный мошенник. Более всего его спектакли похожи на набор бессвязных и, на мой взгляд, вполне бессмысленных номеров самодеятельного вида, в некоторых из которых участвуют люди с ментальными проблемами, в частности дауны, и главный клоун, очень старый человек очень маленького роста по кличке Бобо, когда-то взятый Дельбоно из сумасшедшего дома. А между их танцами или пением (в команде есть еще певцы  и танцоры, чей бэкграунд мне неизвестен), по аванцене ходит сам Пиппо, вполне обаятельный здоровяк, и читает какие-то известные тексты. Или говорит что-то автобиографически-беспроигрышное: например, что его мама всегда говорила: «зачем ты, Пиппо, ставишь такие мрачные спектакли?», и просила кого-то из своих бывших учеников (например, вот того парня с синдромом Дауна, который сейчас сидит посреди сцены и весело крутит головой): «Скажи Пиппо, чтобы он сделал что-то для людей». И тут же на задник проецируется видео, в котором сидит на кухне грузная итальянская мама и что-то говорит. А Пиппо прибавляет, что мама умерла несколько месяцев назад.

На самом-то деле ничего специально мрачного в спектаклях Дельбоно нет, хотя иногда и впрямь звучит какая-то драматическая фонограмма и грустные стихи, но потом они сменяются веселым канканчиком, и разодетые актеры бодро скачут из одного конца сцены в другой или клоунски кривляются перед микрофоном. Спектакли у Дельбоно всегда недлинные, но обычные зрители, купившие билеты и не знающие о нынешних европейских театральных тенденциях,  глядя на это зрелище, страшно теряются, чувствуют надувательство и не понимают, как реагировать. Зрительница в нарядном платье, сидевшая рядом со мной, в какой-то момент с тоской и отчаяньем, чувствуя во мне человека посвященного, спросила: «А что все это значит? Какие-то отдельные сценки…». Я ее утешить не смогла. Но Дельбоно все же не лыком шит, он не один десяток лет театром занимается, законы восприятия знает. И вот он перед финалом запустил отличную веселую музыку под которую пошли танцевать длинноволосые женщины в красных платьях (уже эффектно, о качестве танцев не рассуждаю). А вслед за тем посадил на стульчик крошечного Бобо, окружил его красивыми женщинами в белом, и стал рассказывать, что в какой-то очень тяжелый для себя момент в сумасшедшем доме встретил Бобо, который жил там уже 50 лет, и этот спектакль он посвящает умершей маме и Бобо, который научил его радоваться. Понятно, что получив такой удар под дых, зрители тут же забывают все, что было раньше, и начинают благодарно аплодировать. Аплодировала и моя соседка.

Последним спектаклем, который мне пришлось увидеть на «Балтийском доме» были «Невидимые миру слезы» по раннему Чехову таллиннского городского театра в постановке Эльмо Нюганена. Спектакль любимого многими режиссера, поставленный, вероятно, для игры в сельских клубах для неискушенных зрителей, в манере, которую иначе, как аматерской, не назовешь, -  вообще не стоило бы упоминать (а также привозить на фестиваль), если бы он не был срочной заменой другой эстонской постановки, ради которой многие и ехали на «Балтийский дом». Финн Кристиан Смедс должен был привезти в Питер «12 Карамазовых» - спектакль со студентами из Вильянди, сделанный вместе с таллиннским Театром фон Краля. Обещали, что это будет бешеная рокерская карамазовщина, шокирующая и взрывающая привычные представления о том, как следует ставить классику, но почему-то в последний момент приезд спектакля сорвался. Очень жаль.

Дядя ВаняДядя ВаняДядя ВаняПосле битвыПосле битвы

Источник: "Экран и сцена", 11.11.2012 ,