Jagjaguwar, 2011
01.07.2011 | Диски
Bon Iver, Bon IverДушевный американский фолк шиворот-навыворот.
Осень 2006-го у рослого американского блондина с печальным взглядом Джастина Вернона выдалась неудачной. Его группа распалась. Его девушка ушла. Он заболел мононуклеозом. Расстроенный всеми этими обстоятельствами, Вернон переехал на зиму в отцовскую хижину на севере штата Висконсин. Вокруг лежали сугробы и выли волки; прикованный болезнью к постели Вернон играл на гитаре и всем, до чего еще мог дотянуться с кровати, и пел в дешевый микрофон о любви и одиночестве. Потом эти записи вышли на альбоме «For Emma, Forever Ago». Потом Вернон стал суперзвездой.
Первый альбом Bon Iver был хорош красивой историей, но извне американской традиции воспринимался как музыка малодушная и заунывная. «Bon Iver, Bon Iver» наконец позволяет понять, почему вокруг Вернона водит хороводы Канье Уэст, почему ему поет осанны Рик Росс, почему он вообще сейчас превратился чуть ли не в главного молодого барда США (только название странное — зачем вот так повторять, повторять?).
Едва ли не важнейшим процессом в тамошней музыке нулевых была, скажем так, расовая конвергенция: белые пытались петь как черные, черные — играть как белые. Bon Iver в таком контексте — своего рода апофеоз, но апофеоз наизнанку: это как бы черная музы-ка, выбеленная уже до мертвенной бледности — так, что и не узнать.
Как бы соул, но вместо искристого вокала — раскидистые завывания фальцетом, вместо тазобедренного темпа — музыка обледенелая, притихшая, двигающаяся в ритме похоронной процессии (хотя все формальные компоненты вроде струнных и духовых в ассортименте), вместо души нараспашку — душа в пятки. Как бы (местами) R’n’B — но как будто бы его закопали в землю. «Bon Iver, Bon Iver» — это будничный катарсис, который становится правдоподобным именно потому, что ручка громкости вывернута влево: белый человек тихо упивается страданием наедине с самим собой, ну да, так и бывает. Это песни, которые будто бы накрыли колпаком, — здесь и звук какой-то колокольный, каждая нота отражается от другой, вырастает в многозначительное и, чего уж там, красивое многоточие. К Вернону, пожалуй, в полной мере применимо футбольное выражение «играет на носовом платке» — с той поправкой, что носовой платок в данном случае настоящий, которым слезы вытирают. Что остается от этой пластинки? Не так уж и мало. Грандиозный открывающий номер «Perth» с его оседающим где-то под сердцем гитарным перебором. Ласково-трагичный голос, одновременно сыпящий соль на раны и льющий бальзам на душу. Ощущение, будто перед тобой играет — прямо по заголовку старой пластинки «Машины времени» (уж простите за такую аналогию) — музыка под снегом. Белым, как кожа печального барда, снегом, что лежит сугробами вокруг хижины на севере штата Висконсин.
К счастью, есть ребята типа скрипача и игрока на банджо Джейка Блаунта, который может ещё напомнить, что протест и отчаянное стремление к выживанию чёрной расы стояли в принципе у истоков всей афроамериканской музыки. Ещё до разбивки на блюзы, кантри и госпелы. И эта музыка была действительно подрывной.
«Дау» — это проект, к которому нужно подходить подготовленным во многих смыслах; его невозможно смотреть как без знания истории создания картины, кастинга актеров и выстраивания декораций, так и без рефлексии собственного опыта и максимальной открытости проекту. Именно так «Дау» раскроется вам во всей красе.