«Снегири», 2010
19.10.2010 | Диски
Могила в виде песочницыСмешные, добрые и ни на что не похожие песни о смерти
Если когда-нибудь вздумают издать альтернативные парфеновским «Намедни», дайджест параллельной истории искусств, то в нем наряду с группой «ДК», радио SNC, фильмом «Ширли-мырли» и другими предметами культа непременно будут эти люди. Трое не первой молодости белорусов, которые щеголяют в списанных театральных костюмах и которые играют ни к чему не имеющую отношения музыку, будто бы всплывшую из галлюцинозной памяти об утопическом СССР. То есть группа «Кассиопея».
Первый их официальный диск, компиляция, по сути, был все-таки такой выставкой-продажей — ну или кунсткамерой: экие диковины, полюбуйтесь. «Стивен Кинг и мы» — другое дело: именно что альбом, связный, по-своему логичный, совсем коротенький. «Кассиопея» тут стала звучать яснее и прозрачнее, но не сказать что проще. Александр Либерзон и его команда по-прежнему умудряются смотреть на новейшие течения как будто через большую мутную призму из тех, что ставили перед допо топными телевизорами. На «Стивен Кинг и мы» слышатся и студенческий психофолк, и даже какой-нибудь чиллвейв (см. мистериальный кавер на песню «Браво» «Ветер знает», нечто среднее между Oneohtrix Point Never и группой «Иван Купала») — другой вопрос, что сыграно все это с хулиганской непосредственностью, как если бы передачу «Музпросвет» слили с передачей «Радионяня»; это поп, который одновременно психо-, ретро- и псевдо-.
Та же чертовщина творится и с сюжетами — «Кассиопея» чуть ли не в большей степени, чем все остальные наши современники, понимает песню как связный рассказ, и здесь эти рассказы совсем уж гоголевского толка — ну или да, стивен-кинговского. Все это исполнено голосом вечного ребенка, страдающего от собственной смехотворности; все это довольно дико и очень весело. Притом что альбом на самом деле про смерть — она здесь и конфликт, и автор, и героиня. «Стивен Кинг и мы» — это как бы могила в виде песочницы, это про смерть как самое чудное (с ударением равно на первый и второй слоги) проявление жизни. И это, конечно, очень знакомое мироощущение.
Влияние обэриутов на русскую музыку последних лет (в диапазоне от Леонида Федорова до Ларика Сурапова) вообще неожиданно сильное; но именно «Кассиопее», кажется, невольно и потому естественно удается передать то чувство, которое так часто возникает у Хармса, — когда страх и смех не отменяют, а подкрепляют друг друга, когда поют одновременно за здравие и за упокой, когда во фразе «жизнь побе дила смерть» неясно, где именительный падеж, а где винительный — и от этого почему-то спокойнее. «Мужчина, выпустив цветочек, подумал в шелковый платочек — неужто смерть в моем саду?»
К счастью, есть ребята типа скрипача и игрока на банджо Джейка Блаунта, который может ещё напомнить, что протест и отчаянное стремление к выживанию чёрной расы стояли в принципе у истоков всей афроамериканской музыки. Ещё до разбивки на блюзы, кантри и госпелы. И эта музыка была действительно подрывной.
«Дау» — это проект, к которому нужно подходить подготовленным во многих смыслах; его невозможно смотреть как без знания истории создания картины, кастинга актеров и выстраивания декораций, так и без рефлексии собственного опыта и максимальной открытости проекту. Именно так «Дау» раскроется вам во всей красе.