17.07.2009 | Pre-print
Вспоминая лето — 9Грузия – красавица на ладони у Кинг-Конга
Почему Грузия? «Почему стрекоза», а не муха, червяк или навозный жук – что-то менее декоративное? Их там предостаточно, «самоопределившихся». Саперные лопатки генерала Родионова еще не самое грозное оружие, которое центральная власть под занавес пускала в ход – вспомним вильнюсские события – а далекий пятьдесят шестой был скорее «бунтом верности». Отдаюсь на волю вымысла. Интуиция меня подводила реже, чем других – знание.
Знаниями о Грузии, в отличие от моего гипотетического читателя, я обязан настенной живописи в шашлычных (не совсем Пиросмани): люди в папахах пируют на фоне гор и косуль, к ним приближается колхидская дева с амфорой на плече. Путь к сердцу мужчины, как известно, лежит через желудок. Предпочесть «котлетам», где фарша меньше, чем хлеба, а также «ромштексам» толщиной с туалетную бумагу и зубонепробиваемым «лангетам» шашлычную – то же, что от своей благоверной сходить «налево».
Грузия не просто одна из «самоопределившихся», среди них она – неверная возлюбленная.
«Грузины спят с нашими женщинами», и в ответ еще обиднее: «Ваши женщины – это наша шашлычная». («Сосо, а твоя жена кончает?» – «Что она, блядь?») Все это больше для психоаналитиков, с учетом того, что российское право первой ночи распространяется на всю Грузию. Русское подростковое сознание, «лыбясь», распевало про отечественных красавиц:
Там усатые грузины,
Красное вино,
Та-та-та-та (не помню) апельсины
Ждут вас всех давно...
Все шиворот-навыворот: Грузия – красавица на ладони у Кинг-Конга.
Считанные разы встречался я с настоящими грузинами – не «салонными». Пригласил поужинать заезжего дирижера: по моим понятиям, соотечественник. Одиноко в чужом городе немолодому человеку (он вскоре умер – вообще-то не таким уж старым). Это был случай дирижера, буквально лепившего руками. Прямо как Рахлин, которому стяжать заслуженные лавры (понятно, по советским меркам) помешала безалаберность, полное отсутствие всякого присутствия. А этому что помешало? Впрочем, дирижерство – дело темное, сгоряча можно и переоценить.
После репетиции он сразу спросил: «Вы еврей? У нас в Грузии никогда не было антисемитизма». То, что я разделял его неприязнь к России, как бы само собой разумелось.
Разговор ведется, естественно, по-русски. Его специальность на Западе – русская музыка: Чайковский, Рахманинов. (Помню, как в перестроечное время одна Жорина приятельница, автор монографии о русском символизме, чье татарское происхождение было для меня отнюдь не очевидным, без устали клеймила руссификацию Казанского царства.)
Недавно перенесший инфаркт, он очень долго всходил по лестнице. Пальто накинуто на плечи. У нас гостил Шейнкер, который, когда захочет – волшебный собеседник. На сей раз Миша себя никак не проявил. За столом привычно верховодил дирижер. Присутствовала также чета – виолончелист и альтистка (не из анекдотов про альтистов – замечательная, Таня Мазуренко). Еще к украшению стола звана была длинноногая чернокудрая Злотина – Мися, маленькая, поет: «Очень черная, очень страшная» – под метр девяносто ростом. Дирижер не преминул сделать ей комплимент: «У меня всегда были очень высокие любовницы». Прелестный грузинский акцент, делающий всех грузин «чудесными», прибавлял очки его обаянию. А мешал профессиональный деспотизм: в Тбилиси у него был свой оркестр. Отметим патриархальность нравов: с достохвальной мужественностью положив глаз на чернокудрую ногастую соседку, он в то же время заявлял себя примерным супругом – был обеспокоен здоровьем своей львицы, которой лучшие немецкие врачи тщетно пытаются раздробить камень в почке: «Сына родила, а такой маленький камешек родить не может».
Он хотел сосватать какому-нибудь здешнему альтисту произведение сына – сочинение для альта. Но вдруг засуетился: еще узнает Башмет. Видно, это было против правил. Испуганный, засуетившийся царь зверей. Так и представляешь себе его и подобных ему в унизительной роли азиатских царьков в Риме. Дожидаются аудиенции, кто в тигровой шкуре, кто в наброшенной на плечи бурке, в душе скармливая своему презрению римский плебс, которому до сынов их племени – как до Луны.
Якобы не то Иоселиани, не то Мамардашвили сказал: «Последний грузинский нищий не стал бы есть селедку с газетки, а русский интеллигент может».
Малые народы русских не столько ненавидят, сколько презирают – если уж кого ненавидеть, то немцев или турок. Немцы – палачи, турки – одно слово, «турки». А русские всего лишь свиньи. Грузинские лендлорды были ровней русским лендлордам. В своем фильме «Листопад» Иоселиани под музыку Дебюсси трепетно показывает нам увешанную дореволюционными фотографиями стену – та империя была также и их империей. И в том же фильме – экскурсия русских туристов, тупо смеющихся. Они появляются в самый неподходящий момент – олицетворением «глубоких и давних симпатий, связывающих наши народы».
Спародируем вопрос армянского радио: «Правда ли, что Грузия суверенное государство? – Правда, но мы любим ее не только за это».
Грузия завоевала сердце России – и через желудок, и потому что на холмах Грузии лежит ночная мгла, и своими фильмами, и тем, что из всех республик, включая «западенские», единственная не сделалась «совком». И это вопреки своей креативности (sic!), которая в советских условиях была губительна: позволяла стричь всех под одну гребенку.
Великая Октябрьская Социалистическая революция при всем своем величии оказалась бессильна перед породой, расой. Посмотрите на Гамсахурдиа, чья участь достойна стила Тацита («Гроб в полу он чачею кропит...» – ну, это, положим, не Тацит, это Елена Шварц), посмотрите на Нино Бурджанадзе. Да хоть на медведя Саакашвили. Их холила сама природа. И вы хотите, чтоб они вас любили? Вы – прошки, наливающие рюмку хересу своему барину. Теперь вы в его барском халате, ноги на стол. Вместе с вами с газетки есть?! Да мы ровня вашему барину. (Именно поэтому грузинам говорить об оккупации хором со всеми – опускаться до чужого прошлого: с батраками договоры не заключались, с царями – заключались.) Когда на исходе советских дней Астафьев обиженно что-то проревел, то был незамедлительно вызван на бой. То есть полагал, что вызван на бой. На самом деле состоялась показательная коррида – с бандерильями, раздразниванием мулетой. Матадор блестел оперением, у быка блестели ятра. Что ж, история их рассудила...
Вот, собственно, «почему стрекоза». «Ибо крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя, ревность».
Воевать Грузию, дробить Грузию, как камень в почке, потом оплакивать ее же – а в действительности себя – всхлипывая: «Не пой, красавица при мне ты песен Грузии печальной, напоминают мне оне...» Ох как напоминают!
И ведь никто больше не утешит, не скажет со своим неповторимым акцентом: «Не горюй».
В последние дни распогодилось. Новые постояльцы вселялись к Виде только через несколько дней, и мы на эти несколько дней, к ее радости, остались – за счет Вильнюса. «Летом, в жару, – рассуждали мы, – менять море на город... Двух дней в Вильнюсе достаточно».
Обезлюдевшие, было, пляжи ожили, женский перестал быть местом, где две-три крошечные Евы, самые несгибаемые из Ев, упорно продолжали купаться. Я видел этих стойких одиночек из своего столь же дождливого и ветреного далёка, будучи и сам одного с ними поля ягода. Но вмиг все переменилось, и вот уже Сусанночка где-то там, среди прочих «феминисток», коими кишмя кишит женский пляж.
Перед отъездом мы бросили в море горсть литовской мелочи – не семьдесят второй год, не страшно.
Новая книга элегий Тимура Кибирова: "Субботний вечер. На экране То Хотиненко, то Швыдкой. Дымится Nescafe в стакане. Шкварчит глазунья с колбасой. Но чу! Прокаркал вран зловещий! И взвыл в дуброве ветр ночной! И глас воззвал!.. Такие вещи Подчас случаются со мной..."
Стенгазета публикует текст Льва Рубинштейна «Последние вопросы», написанный специально для спектакля МХТ «Сережа», поставленного Дмитрием Крымовым по «Анне Карениной». Это уже второе сотрудничество поэта и режиссера: первым была «Родословная», написанная по заказу театра «Школа драматического искусства» для спектакля «Opus №7».