Дом Композитора, СПб, 15 мая
02.06.2009 | Концерт
С человеческим лицомАмериканский музыкальный сезон в Петербурге продолжается
Прозорливо названный «Американским сезоном», прошедший в конце осени в Петербурге фестиваль новой музыки из-за океана будто бы и вправду растянулся на весь концертный сезон. От фантастических гастролей контрабасиста и композитора Роберта Блэка в марте до невнятных «Бостонских дней» в мае – не говоря о местных музыкантах, вдруг начавших включать в свои программы то Стива Райха, то Терри Райли, а то и вовсе Мортона Фелдмана. Вот и единственный не составленный из сочинений членов союза композиторов концерт сорок пятой «Музыкальной весны» (играл eNsemble фонда Про Арте) оказался наполовину американским.
Главная его интрига – мировая премьера сочинения White (building 2) Кейси Томаса Андерсона: вспомнить, когда петербургский ансамбль последний раз что-то заказывал композитору-иностранцу, тем более молодому и не учившемуся в местной консерватории притом, мягко говоря, затруднительно.
Главным своим интересом Андерсон называет "статическую" музыку и связанные с ней психоакустические эффекты. White будто реализует, в самом простом и наглядном виде, известную максиму Штокхаузена: все в нем строится на колебаниях – высоты, тембра, громкости – от нервного, как бы непроизвольного дрожания рук аккордеониста в начале до заполняющих зал резонансов, вызывающих у слушателя чувство клаустрофобии.
Колебаниям, но уже электрическим, посвящено и сочинение Майкла Гордона AC/DC. Такой аббревиатурой маркируются электродетали, способные работать равно с переменным и постоянным током – хотя в России она ассоциируется разве что с одноименной рок-группой. Идиомы поп-музыки, впрочем, вполне прослеживались в этой довольно типичной минималистской работе – недаром Гордон один из основателей фестиваля Bang on a Can, одной из целей ставившего стирание границ между музыкальными жанрами.
Совершенно иначе – агрессивным и рваным – прозвучало сочинение супруги и соратницы Гордона по Bang on a Can Джулии Вулф Mink Stole – что в переводе означает "норковое манто", символ, по словам композитора, гламура шестидесятых. Впервые исполненное в России на все том же "Американском сезоне", с тех пор оно прочно вошло в репертуар скрипача Михаила Крутика и пианиста Николая Мажары, с каждым исполнением все глубже погружающихся в его мир женской дружбы и женских истерик. С музыкой Вулф перекликалась и другая премьера: «Марш» петербуржца Владимира Раннева. Не столько общей полурепетитивной структурой, чередующей виртуозные и "развязные" разделы, сколько демонстрацией тех же скрытых страстей, бушующих за социальными масками – но уже мужскими.
Петербургская часть концерта, судя по всему, в принципе подбиралась так, чтобы составить смысловую оппозицию американской.
Так "Маленький квартет" Николая Мажары берет примитивный витальный мотивчик, из тех, что так любят минималисты, и строит на его основании сложную, свойственную скорее европейскому авангарду, форму, играя на классическом столкновении эмоциональной непосредственности и холодной продуманности. Collisions же Михаила Крутика вообще целиком построены на диалектических столкновениях (название так и переводится) всего со всем – плотных звуковых масс с четкой артикуляцией, мелодических линий с шумовыми эффектами, ритмического пульса и нерегулярных событий. Впрочем, пропасти или хотя бы океана между участниками концерта все равно не наблюдается: несмотря на разность подходов, в центре внимания искусства – по-прежнему человек.
Песни челябинцев рассказывают о жизни провинциальных панков, откуда-то из центра России, зажатых между панельных домов под небом, задымленным заводами. Существуя в этих унылых урбанистических локациях, лирические герои не особо склонны тосковать по своей судьбе. Напротив, они “всегда молоды и вечно довольны”, лупят в дворовый футбол, носятся по улицам на великах и при первой возможности хватают рюкзаки, чтобы утопать в поход.
Якутская DIY-сцена, развивавшаяся изолированно от остального СНГ к настоящему моменту превратилась в нечто совершенно особенное. Первые же неряшливые риффы собрали раскисших вторничных посетителей в плотный комок, который бурлил без остановки до конца сета.