19.02.2009 | Концерт
Дитя электростанцииВ Москве выступил бывший участник Kraftwerk Карл Бартос
Снежным вечером 14 февраля влюбленные находили себе более уютные местечки, чем клуб Cicterna-Hall с его индустриально-аскетичным дизайном. Тем более что нынешний гость клуба, немецкий электронщик Карл Бартос, исполнял музыку отнюдь не для романтических свиданий. Впрочем, людей, которые предпочли в этот день любовь к музыке, оказалось предостаточно.
Карл Бартос известен как бывший барабанщик культовой группы Kraftwerk, ставшей главным новатором мировой электронной сцены. Хотя в ней ему было отведено скромное место игрока на электронной перкуссии -- в тени лидеров Флориана Шнайдера и Ральфа Хюттера.
Сейчас Бартос очень не любит вспоминать о своих годах в Kraftwerk, тем не менее вещи великого коллектива на своих живых выступлениях исправно исполняет. За годы, проведенные Бартосом вне Kraftwerk, он успел поиграть в собственном проекте Elektric Music и поучаствовать в проекте бывшего участника New Order Бернарда Саммера Electronic. Сольная карьера началась с приходом нового тысячелетия, когда вышел его первый сингл на композицию 15 Minutes Of Fame. В Москву Бартос приезжал со своим проектом Live Cinema, он с помощью двух ассистентов создавал видеомузыкальное шоу в реальном времени -- во время игры Бартоса на сцену Cicterna Hall проецировался видеоряд с самыми разнообразными образами: от мелькающих пиктограмм до перелистываемого альбома Сальвадора Дали, от архивных съемок интервью с известным химиком до трехмерной мультипликации о взаимодействии роботов.
Если студийные записи Бартоса в качестве Elektric Music или соло по большей части представляют собой холодный и минималистичный ретро-синти-поп, будто созданный в 80-е, то вживую он играл плотное, качающее и вполне танцевальное техно, скрещенное с роботоподобными ритмами Kraftwerk. Коренастый, невзрачный, с напряженными чертами лица Бартос почти не двигался, стоя за длинным столом с наставленными на него тремя макбуками, двумя «вертушками» и множеством прочих хитрых приспособлений. И он, и его помощник, длинноволосый и плотный Матиас Блэк, в бесформенных серых свитерах, не имели ни капли того лоска, что отличал участников Kraftwerk в лучшие годы: в начале 90-х четверка выступала в одинаковых красных рубашках и галстуках, брюках-дудочках и с аккуратно уложенными волосами. Однако идеология Kraftwerk, как «музыки будущего», которая создается машинами при помощи «коллектива инженеров», вполне ясно просматривалась в выступлении Бартоса.
Двое невзрачных людей смотрелись как будто бы серыми кардиналами музыкального процесса, они жали на кнопки и крутили ручки, двигающие картинки на стенах, и танцпол заходился в танце. Когда кто-то из разошедшейся публики принялся аплодировать в такт музыке, стало заметно, насколько живые, человеческие, и оттого неслаженные звуки хлопков не сочетаются с максимально механистическими звуками музыки.
Бартос хорошо понимает, что по популярности его трекам явно не тягаться с хитами Kraftwerk, и потому последние на концерте превалировали: почти полностью были сыграны альбомы Computerworld 1981 года и Die Mensch-Maschine 1978 года. Из его собственных треков запомнился разве что психоделичный Ultraviolet и попсовые 15 Minutes Of Fame, которыми Бартос завершил свою программу. Под восторженные возгласы публики он вышел из-за стола, улыбаясь, обнялся с Матиасом, помахал рукой и скрылся за сценой. Увидеть живые эмоции на лице этого простоявшего столбом весь концерт человека, было так неожиданно, как если бы вам вдруг улыбнулся компьютер.
Песни челябинцев рассказывают о жизни провинциальных панков, откуда-то из центра России, зажатых между панельных домов под небом, задымленным заводами. Существуя в этих унылых урбанистических локациях, лирические герои не особо склонны тосковать по своей судьбе. Напротив, они “всегда молоды и вечно довольны”, лупят в дворовый футбол, носятся по улицам на великах и при первой возможности хватают рюкзаки, чтобы утопать в поход.
Якутская DIY-сцена, развивавшаяся изолированно от остального СНГ к настоящему моменту превратилась в нечто совершенно особенное. Первые же неряшливые риффы собрали раскисших вторничных посетителей в плотный комок, который бурлил без остановки до конца сета.