19.02.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество

Генерал в тени Кавказа

"Мой путь во властные структуры нетрадиционный"

До сих пор в российской политике генералы действовали не слишком успешно. Кроме Аушева.

Наивность и прямота политику не показаны - это бесспорно. Показаны изворотливость, умение приспосабливаться, менять инонацию. Ничего этого Аушев не умеет. Но за три года он построил Ингушскую Республику.

До президентства

"Мой путь во властные структуры нетрадиционный. В наше время многие могут так о себе сказать. Но у меня он совсем уж нетрадиционный".

В начале 90-х в Ингушетии кипели политические страсти. Точнее, Ингушетии как таковой еще не было. Была меньшая, наиболее отсталая и задрипанная часть Чечено-Ингушетии. Политика сводилась к идее возвращения Пригородного района. В 57-м году, при восстановлении Чечено-Ингушской АССР, его почему-то оставили в Северо-Осетинской АССР. С 1957 года ингуши жили с сознанием, что их как народ не реабилитировали. Если им не возвращают их землю, значит, по-прежнему считают в чем-то виноватыми.

Как только наступила пора гласности, ингуши поверили, что сейчас самое время реабилитироваться до конца: стоит рассказать миру правду, и район им немедленно возвратят. "Несправедливо же, чтобы осетины пользовались чужой землей".

Две группы ингушских политиков оспаривали друг у друга право возглавить борьбу за возвращение Пригородного района. Грозненские ингуши (Бесултан Сейнароев, Якуб Куштов, Бембулат Богатырев и еще несколько человек) создали соответствующий комитет. Их усилиями через российский Верховный совет прошел Закон о реабилитации репрессированных народов в его нынешней редакции - со знаменитой статьей о территориальной реабилитации. Грозненский комитет призывал действовать строго в рамках закона, но его активисты в речах и выступлениях то и дело срывались на угрозы в случае невозвращения района отобрать его силой. В Назрани в ту пору существовала  партия "Нийсхо", которую возглавлял местный учитель Иса Коздоев. "Нийсхо" считалась более радикальной, чем комитет, хотя со стороны риторика тех и других казалась неотличимой, и находилось не так мало ингушей, кто, слушая про "законные методы борьбы", на всякий случай запасался оружием.

Генерал Аушев в этих битвах не участвовал. Хотя идее возвращения района, как всякий ингуш, безусловно сочувствовал. Жил он в Москве, был народным депутатом СССР.

Аушев не считает 89-й год началом своей политической карьеры. Даже самые внимательные телеболельщики Первого съезда, сколько бы ни рылись в памяти, не припомнят Аушева. Он не входил ни в "прогрессивную" Межрегиональную депутатскую группу, ни в "реакционную" группу "Союз". Казалось, генерал равнодушен к идеологическим баталиям. Он занимался конкретным делом: обустройством бывших однополчан.

Афган

В 91-м Аушев стал председателем Комитета по делам воинов-интернационалистов. Не случайно. Не многие из прошедших Афганистан сохранили устойчивую психику и приобрели деловую хватку, не переходящую в жульничество. К тому же на Аушеве странным образом сходились симпатии всех, кто с ним вместе прошел Афганистан.

Из рассказов однополчан. "В Кабуле его батальон был лучшим. Если честно, солдаты поначалу были им недовольны. Никто так не гонял на занятиях по боевой подготовке, как Аушев. Но потом, после первого боевого рейда, уже не роптали. Увидели, что у нас потери в несколько раз меньше, чем у других".  "Он служил сначала в медсанбате. Ушел в мотострелковые войска с понижением в должности, с майорской на капитанскую. Лишь бы быть на передовой". "Никогда перед начальством не лебезил. И перед солдатами не заискивал. Его за это особенно уважали: и солдаты, и младшие офицеры".

"У вас нет чувства вины за Афганистан?" - "Есть, - Аушев отвечает сразу. - Я теперь до конца понял, кого видело в нас местное население". - "А что для вас сегодня значит афганский опыт?" - "Помогает. Мне яснее, что сейчас происходит у нас на Кавказе".

Президентство 

В первых числах ноября 92-го в Пригородном районе произошел кровавый, но локальный эпизод. Россия его быстро забыла. Для ингушей то была вторая по масштабам, после депортации 44-го года, национальная трагедия. В считанные дни - сотни убитых, в том числе зверски замученных, и десятки тысяч беженцев с той самой земли, которую мечтали "административно переподчинить".

Рассказы беженцев свидетельствовали: главная роль в их изгнании принадлежала не осетинам, а Российской армии. В Назрани повсюду крупными буквами было написано: "Будь проклята, Россия!", "Смерть Хиже" (Хижа, в ту пору один из вице-премьеров, был назначен ответственным за "наведение порядка в зоне конфликта") и "Ельцин - свинья!". Отчаяние, охватившее народ, было сильнее ужаса. Еще немного, и ингушская толпа, с кольями и вилами, с охотничьими ружьями и с загодя припрятанными автоматами кинулась бы мстить и "умирать за справедливость".

В эти дни Аушев приехал на родину. "Я как всякий нормальный человек примчался домой, когда там стряслось несчастье". Ни яростного и яркого Богатырева, ни мягкого интеллигентного Сейнароева в тот момент слышно не было. Иса Коздоев и вовсе запропастился невесть куда. Аушев оказался тогда единственным, кому люди поверили.

Кремль попытался было придать аушевскому лидерству легитимный статус: его назначили ингушским заместителем главы временной администрации. (Общим главой в регионе был Шахрай, и ему полагались два зама - с осетинской и с ингушской стороны.) Через пару месяцев Аушев подал в отставку - считал, что Москва и, в частности, Сергей Шахрай занимают проосетинскую позицию. Ему был чужд и противен чиновничий мир, в котором он вынужденно оказался. Аушев решил,что политика - не для него и по этим правилам он играть не будет.

Московское руководство, кажется, не особенно печалилось из-за отставки Аушева. Но вскоре за Аушевым в столицу приехали. "Из Назрани, из разных мест, из сел. Они не просили, они такие слова говорили: вроде я их бросил и чуть ли я не предатель. Я четыре года в Афганистане воевал - мне никто никогда таких слов не говорил. Я не знаю, какой мужчина может это стерпеть. Я им сказал, что согласен вернуться и жить там, в Ингушетии, но просто как рядовой человек. А они сказали: нет, ты - с образованием, тебя в Москве знают, нам нужен такой руководитель. Тогда я согласился, но с условием, чтобы это была выборная должность. Чтобы не от московских начальников был мандат, а от народа. Тогда решили, что будет президентская республика".

Потом, в 94-м, когда после утверждения республиканской конституции решили провести новые президентские выборы, Аушев снова "попросится в отставку". Вернее, не станет выдвигаться. На него снова придется изо всех сил давить представителям сел и районов.

В феврале 93-го только-только образовавшаяся Ингушская Республика (в декабре 92-го в тогдашнюю Конституцию РФ внесли поправку: добавили новый субъект Федерации) захлебываясь от энтузиазма, выбирала Аушева президентом. Он набрал почти 100 процентов. За него голосовали местные и беженцы, ингуши и те немногие русские, кто еще не покинул Ингушетию. Даже его оппоненты из того самого грозненского комитета, в разговорах с журналистами очень неодобрительно отзывавшиеся о самом Аушеве, о его "порочащих связях" с Москвой, о его афганском прошлом, накануне выборов неожиданно призвали население проголосовать "за".

С президентом Аушевым в тот момент ингуши связывали все надежды: беженцы - на возвращение домой, местные - на восстановление спрведливости. Русские, измученные безвластием и ростом преступности, надеялись на наведение хоть какого-то порядка. Все было так безысходно плохо, что без надежды местные жители просто не выжили бы.

"Если совсем честно, - рассказывал один ингуш, - мы выбирали его для войны. Думали: вот генерал, он нас организует и поведет в бой. Никто тогда не мог смириться... А он, видите, повернул совсем по-другому. И заставил людей это принять и признать, что он прав".

На хозяйстве

В новорожденной Ингушской Республике не было ничего - ни властных структур, ни системы жизнеобеспечения. Не было никакой промышленности. Практически не было интеллигенции: мало-мальски выдвинувшиеся из общей массы ингуши традиционно переезжали либо в Грозный, либо во Владикавказ (тогдашний Орджоникидзе). Ингушские идеологи в начале 90-х среди прочего так и обосновывали свои претензии на часть Владикавказа: должен же и у нас быть свой город. Назрань на роль города никак не годилась. Большая грязная деревня, главная достопримечательность которой - обшарпанное здание бывшего райкома, там размещалась администрация Назрановского района.

В Ингушетии не было гостиницы. Про гостиницу - про ее отсутствие - прочувствованно говорил еще в 90-м году на съезде российских депутатов Бембулат Богатырев. "Но ингушам не нужна гостиница, - сказал он тогда. - Если к нам приходит гость, любой ингушский дом становится гостиницей". (Это, кстати, чистая правда.) Потом гостиничный сюжет возникал в начале ингушско-осетинских переговоров.

Уполномоченные представители Российской Федерации неизменно поселялись во Владикавказе. Ингушей это возмущало: живут во Владикавказе, значит, общаются с осетинской стороной. Тут и до внушения "осетинских идей" недалеко.

За гостиницу Аушев принялся сразу. Первые гостиничные коттеджики возникли через несколько месяцев после избрания его президентом. Потом появилось здание побогаче. Наконец, около года назад, открылась "Асса" - отель западного уровня: с четырьмя белоснежными махровыми полотенцами на душу поселившегося.

Любой ингуш, от Назрани до глухого горного села, первым делом поинтересуется: "А вы видели нашу гостиницу?" Гостиница - символ движения к цивилизации.

За три года построили несколько дорог, в том числе в горы, в отдаленный Джейрахский район, туда же и газ протянули;  два водовода - в Сунжу и в Малгобек. Кондитерская фабрика, кирпичный завод, домостроительный комбинат - что-то уже работает, что-то вскорости будет сдано в эксплуатацию. В Малгобеке, в Назрани, в Сунже - кварталы нового жилья. И еще масса всяких затейливых мелочей, вроде детских аттракционов или декоративного прудика в центре Назрани с ночной подсветкой.

"Знаете,- говорит многодетная, а у ингушей других не бывает, мать,- вам, москвичам, это кажется чепухой. А вот мне приятно, что мои детишки теперь будут знать и что такое карусели, и что такое мороженое, и как в кафе сидят. Они ж у нас росли - ничего, кроме кур и огорода не видели".

Женщины Ингушетии Руслана любят. Однажды на собрании по случаю 8-го марта аушевское поздравление свелось к одной фразе: "Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались, когда муж приводит в дом вторую жену". Женщины изумились, но бурно зааплодировали. (Президентом подписан указ, разрешающий, в соответствии с национальными и религиозными обычаями, брать в жены нескольких женщин.)

Строят школы. Не простые - лицеи. Несколько штук на республику. Кадетский корпус Аушев опекает лично. По его замыслу, из корпуса будут готовить не только будущих военных, но и образцовых чиновников.

С учительскими кадрами беда. Старательно собирают лучших из дучших по республике. Но много ли таких в Ингушетии? Отчасти выручают беженцы: владикавказские и грозненские. Уже заканчивается строительство коттеджей для "сагитированных" из других регионов.

Пока не хватает своих специалистов - будут покупать. сколько денег хватит.

Зачем такой размах? Может, снчала навести бы порядок во всех "простых" ингушских школах - там, особенно в селах, не хватает просто грамотных учителей.

Но Аушев озабочен формированием национальной элиты. И в этом тоже находит понимание и поддержку у жителей Ингушетии.

Отель, пруд с подсветкой, лицеи - выглядело бы смешно, если бы не серьезность ингушей. Они гордятся городком детских аттракционов или клумбой почти так же, как своим президентом.

Вопрос вице-президенту Агапову: "Что вы считаете важнейшим достижением за время вашего с Аушевым правления?" - "Мы сумели повернуть народ на путь созидания. Научить его гордиться тем, что построено и сделано, а не тем, что может быть когда-нибудь отвоевано".

"Аушетия"

Иногда говорят "Аушетия". Вроде шутят. Мол, Аушев на все посты в республике старается рассовывать своих людей. Родственники-свойственники и земляки -  бич кадровой политики на Кавказе (да и всюду на Востоке). Аушевские "свои" отбираются по другому принципу.  "Борис Николаевич, - спрашиваю Агапова, - как это вы, русский воронежский человек, оказались вице-президентом Ингушетии?" Он отвечает: "Мы с Русланом очень подружились еще в Москве". Руслана позвали в президенты, он предложил своему другу и соратнику по Комитету воинов-афганцев: "Поехали вместе!"

Агапов, как и Аушев, бывший афганец. В аушевской команде много бывших афганцев - ингушей, русских. Например, Руслан Плиев. Возглавлял аппарат правительства, сейчас - лидер чеченского парламента. Бывший аушевский комбат, русский, сейчас республиканский министр по чрезвычайным ситуациям.

Насколько аушевская команда эффективна, обнаружилось в декабре 94-го. Когда вопреки доводам, призывам, мольбам ингушского президента Российская армия двинулась на Чечню через территорию Ингушетии. Через Ингушетию, переполненную бездомными, безработными мужчинами, кипящими ненавистью к "российским оккупантам" и сочувствием братьям-чеченцам. Что нужно было сделать, чтобы они не бросились под танки? Чтобы то, что через несколько дней случилось с Грозным, не началось в Ингушетии? Только одно: достучаться буквально до каждого. Каждому объяснить: ни на минуту мы не поддерживаем кремлевскую акцию, но мы должны, мы просто обязаны выжить. Сохраниться как народ. Мы не имеем права быть раздавленными этой бронетехникой. Поэтому будем протестовать - словом. Как наш президент. Но не позволим спровоцировать себя на боевые действия.

Аушевская команда ринулась по пути следования военной колонны, опережая ее. Разъясняли, уговаривали, упрашивали. Сделали невозможное.

Замечательно, что ни в оценке чеченской войны, ни в оценке действий российских генералов, ни в отношении кремлевской политики в целом "русскоязычные аушевцы" ничем не отличаются от вайнахов. Разве что словосочетаний вроде "имперская политика" или "русский шовинизм" Аушев не произносит. Это делает Агапов.

Чеченская позиция президента Ингушетии вызывала у российских генералов массу нареканий. Его обвиняли чуть ли не в государственной измене. Между тем, решительно осуждая войну, Аушев ни на минуту не перестает ощущать себя гражданином России. Все его доводы в пользу вывода войск и прекращения войны основаны на российских государственных интересах: Аушев доказывает, что война на Кавказе наносит больший ущерб российской территориальной целостности, чем существование дудаевской Чечни. Глава соседнего с Чечней региона, он, естественно, кровно заинтересован, чтобы по-соседству не рвались бомбы, чтобы прекратился наконец неиссякаемый поток раненых и беженцев, чтобы по его республике не гуляли танковые колонны, после "боевого похода" которых от только что проложенной дороги ничего не остается. Изобретательные умы вроде генерала Куликова могут рассуждать о желательности "чеченизации" конфликта. Аушев-то прекрасно понимает, что война у границ, будь то гражданская или с участием армии, ничего хорошего его родине не сулит.

Кажется, Александр Лебедь первым сообразил, что эта аушевская роль вайнаха-россиянина вкупе с его авторитетом -  государственный капитал. Потому Лебедь и усадил Аушева на недавних переговорах одесную, с российской стороны.

Беженцы

Посреди Назрани, около прудика с подсветкой - пустырь, кое-как огороженный забором. За ним, почти впритирку друг к другу - обшарпанные фургончики. На несколько десятков семей - один кран и две выгребные ямы. По территории ползают и бегают детишки с явными признаками рахита - болезнь, раньше на Кавказе невиданная.

Многие беженцы из Чечни и из Пригородного района сами или с помощью родственников построили или купили жилье. Нашли работу. Хотя в этих местах безработица страшная еще с советских времен - на специалистов спрос есть.

В фургонном городке остались те, кто сам выкарабкаться не может. С марта аушевское правительство перестало финансировать неустроенных беженцев. В конце концов они - граждане Северной Осетии, так пусть беспокоятся о них Галазов или Москва. Аушевская линия: беженцы должны вернуться. Нельзя позволять Галазову саботировать их возвращение. Он рассчитывает надавить на Москву, чтобы та вынудила осетинские власти заняться возвращением беженцев-ингушей. А они уже не хотят возвращаться. Еще полтора-два года назад только и твердили: "Домой!" Сейчас - устали. Нет сил отстраивать разрушенное и сожженное. Кажется немыслимым снова погрузиться в атмосферу вражды и подозрительности. Спрашиваю: "Обижаетесь на своего президента?" - "На Аушева?! Что вы, без него мы бы и вовсе пропали". Точно так же бросаются на защиту своего президента безработные, когда я позволяю себе заметить, что строительные подряды лучше было бы продавать своим, а не словакам с югославами.

Антиаушевская оппозиция, кажется, существует только в Москве. В республике я ее не нашла.

Похоже, президент Аушев смог дать своим соплеменникам нечто не менее важное, чем водопровод или газопровод. Аушев дал ингушам ту самую "общенациональную идею", о которой пока только мечтает Борис Ельцин. Идея эта проста. Самим построить республику, в которой можно жить.

Источник: "Итоги", 1996, №16, 27 августа,