Авторы
— У вас же крупнейшая радиосеть в России. Насколько четко вы себе представляете вашу аудиторию — кто эти 25 миллионов человек?
— Конечно, представляем, и она очень самобытна. Если, к примеру, сравнить российский радиорынок с американским, то, во-первых, наш значительно моложе, а во-вторых, в Америке преобладают так называемые нишевые продукты, четко сегментированные по жанру, по звучанию, по аудитории. Аудитория «Русского радио» уникальна с точки зрения не только российского радиобизнеса, но и мирового. Я не знаю, существуют ли еще радиостанции с такой широкой аудиторией — и по возрасту, и по полу, и по социальному положению, и даже по музыкальным предпочтениям. Наши слушатели — это люди от 12 лет и старше. Конечно, у нас есть некое ядро, на которое мы ориентируемся, но я не буду вам раскрывать наши маркетинговые секреты.
— А как вы делите территорию с другими русскоязычными радиостанциями? Есть же еще «Наше радио», радио «Шансон» как минимум.
— В том-то и дело, что мы не делим территорию, потому что это абсолютно нишевые продукты. Мы берем лучшие песни вне зависимости от того, какого они жанра. У нас звучит и «ДДТ», и Григорий Лепс, и Баста, и Елена Ваенга. Именно поэтому «Русское радио» всегда остается флагманом. Можно относиться к нему исключительно как к бизнес-проекту, но я считаю, нельзя недооценивать его важность с социальной точки зрения. Потому что самобытность нашей культуры, особенно современной, — это очень важный аспект для России в целом. Достаточно серьезный пласт молодого поколения вырос на продуктах глобализации — это касается одежды, еды, гаджетов да и музыки тоже. И это очень обидно — они отторгают все российское даже не потому, что им не нравится, а потому что они просто не знакомы с этим продуктом. Серьезные бизнес-силы поддерживают некий ореол крутости вокруг всего зарубежного; очень активно навязывается позиция, что надо поднять лапки и делать, как они: если кино, то обязательно Голливуд, если музыка, то только США и Англия. Я считаю, что это неправильно. Россия — огромная страна, где рождается много талантливых спортсменов, режиссеров, актеров, художников, музыкантов… Вопрос в позиционировании и создании благоприятной среды для развития талантливых людей в нашей стране.
— Но западной музыке нельзя отказать как минимум в том, что у нее есть определенный уровень качества. Насколько русская музыка, по-вашему, конкурентоспособна в этом смысле?
— Русская музыка теоретически может быть конкурентоспособна. Конечно, большая проблема — это язык, который не очень хорошо воспринимается. Но ведь была масса проектов — тут можно вспомнить и «Тату», и O-Zone — с территории бывшего СССР, которые добились реально очень неплохого результата за рубежом. И никто не думал о том, что это музыка из России и поэтому она некачественная или подражательская. Другой вопрос, что по большому счету никто на Западе не заинтересован с точки зрения бизнеса, чтобы в их глобализованный мир, в котором все отлажено и поставлено на коммерческие рельсы, приходили люди со стороны и начинали зарабатывать их деньги и забирать их аудиторию. Просто так нас туда никто не пустит.
— То есть вы таких славянофильских позиций придерживаетесь? Особый путь России?
— Ни моя должность, ни само по себе «Русское радио» не несет в себе ни воспитательных, ни образовательных функций. Это все-таки прежде всего коммерческая радиостанция. Мы зарабатываем деньги на рекламе. И поэтому мы играем те песни, которые нравятся слушателям. Мы не говорим: вы должны слушать такую музыку. Наоборот, мы проводим маркетинговые исследования, понимаем, что нужно людям, и именно это им даем. Наша задача в этом состоит. И исследования, и наши рейтинги показывают, что интерес к русской музыке все равно очень велик. Мне нравится, что наша аудитория и наша песня сохраняет некую «самость», что не происходит жесткого копирования и подражания Западу. Российский народ по-прежнему любит распевность, лиричность. Человеку, который слушает «Русское радио», не все равно, какие слова звучат в песне. А не мне вам рассказывать, что получится, если на листе бумаге взять и дословно перевести любую американскую или английскую песню. В тексты тех же The Beatles если вникнуть, то можно повеситься, потому что там нет ничего! «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»
— А, например, Radiohead?
— Да я уверен, что у них то же самое абсолютно. Послушайте, например, песню «Lurgee». Два-три месседжа достаточно попсовых и бессодержательных, которые повторяются на протяжении всей песни. А акцент идет на саунд. Такова западная культура сведения и продюсирования музыки: вокал, как правило, очень сильно утоплен — он как один из музыкальных инструментов, который создает фоновое звучание. Ты воспринимаешь все в общем и целом, и тебе пофигу, о чем он там поет. А у российского слушателя все-таки немного другое ухо, ему важна поэтичность языка, месседж, который скрыт в песне. При этом, допустим, у нас есть под боком украинский музыкальный рынок, который очень активно поддался влиянию европопа. Там артисты пекут песни как горячие пирожки. Получается огромное количество нового материала – но супермегазвезд там, как бы то ни было, не рождается, а если это и происходит, то статус они приобретают на российском рынке.
— Ну, тут я с вами не соглашусь. Взять хотя бы тех же Потапа и Настю, которые в ваших чартах на первых местах.
— Те же самые Потап и Настя выпускают для российской публики одну или две песни в год. Потому что русский слушатель такой: он пока песню узнает, пока полюбит, потом он ее начнет напевать... А на Украине они в это же время успевают сделать 20–30 песен и клипов. Потому что там происходит постоянная гонка вооружений: новое-новое-новое. А у нас — любимое-любимое-любимое.
— Когда я слушала ваши эфиры, мне приходила в голову мысль, что я с трудом могу себе представить человека, которому нравятся одновременно, например, Игорь Саруханов и Баста.
— Понимаете, нам сначала досталось наследство от СССР, когда мы любили именно исполнителей. Вот нравится нам, к примеру, Лев Лещенко, и все, что он споет, воспринимается с огромным восторгом. Сегодня же на первое место выходит контент. Лично вам может не нравиться Игорь Саруханов, но так уж получается, что широкой аудитории, и даже вам, нравится песня «Скрипка-лиса». Мы же не предлагаем вам все творчество этого музыканта, мы предлагаем вам контент — песню. При этом контент должен быть настолько качественный, что даже если вы не испытываете от него восторг, с удовольствием фоном прослушаете и дождетесь следующей песни. И сегодня музыкант должен понимать, что только за то, что он суперзвезда, широкая аудитория его новый материал любить не будет. Это должна быть песня, которая всем понравится. Если сегодня Филипп Киркоров споет новую песню, не факт, что ее полюбит вся аудитория. А у нас слабых песен просто быть не может. В нишевом продукте можно допускать какие-то более слабые композиции, а когда у тебя аудитория очень широкая, ты рискуешь любым неверным шагом потерять достаточно большое число слушателей. Тот же самый Юра Сапрыкин, мой первый программный директор, однажды сказал мне одну мысль, с которой я частично согласен: «Радио как газета: прочитал и выкинул». Никто тебе не позволит жить вчерашними успехами, ты должен людям нравиться всегда — а информационное поле вокруг постоянно меняется. Бывает такое, что молодой музыкант приходит на какую-то радиостанцию, которая крутит русскую музыку, и у него спрашивают: а «Русское радио» это поставило? Вот «Русское радио» поставит, тогда, может, и мы поставим. Мы всегда принимаем на себя вот этот первый удар — ставить или не ставить.
— И как вы это решаете?
— Это один из самых сложных моментов в нашей работе. Потому что маркетинговые исследования мы проводим только тогда, когда аудитория уже познакомилась с песней. Бесполезно спрашивать у человека, нравится ему песня или нет, до того как он ее услышал несколько раз и принял какое-то внутреннее решение. Любой новый материал всегда вызывает раздражение и дискомфорт при прослушивании. И на первой стадии, когда к нам попадает какая-то новая песня, мы, топ-менеджеры «Русского радио», так называемый худсовет, пытаемся субъективно угадать объективную реакцию. Разумеется, без ошибок не обходится.
— Неужели же вам, владея такой аудиторией, никогда не хотелось как-то влиять на ее вкусы, просвещать?
— Так и происходит, только без давления и желания влиять. И скорее, наоборот, слушатели влияют на нас и воспитывают. Как правило, если появляется какое-то новое имя, то это не мы навязали его аудитории, а от нее поступил некий социальный заказ.
— То есть, по-вашему, аудитория не нуждается в воспитании и сама способна задать должный уровень качества? Я всегда думала, что широкая аудитория как раз очень инертна и ограничена в рамках своих представлений. Новую музыку воспринимает плохо.
— Если бы это было так, тогда мы бы с вами по-прежнему наслаждались бы исключительно творчеством Эдиты Пьехи и Эдуарда Хиля. Нельзя недооценивать людей — они нормальные! Слушатели голосуют своими деньгами, покупая билеты на концерт исполнителя, скачивая его треки в интернете, ставя музыку на мобильный телефон. Ни в коем случае нельзя воспринимать радио как одностороннее общение: мы вам вещаем — кушайте. Это постоянный диалог и обмен информацией, и только так можно делать качественный продукт.
— Многие деятели шоу-бизнеса отмечают, что на русскую поп-музыку в последнее десятилетие очень сильно повлияли проекты типа «Фабрики звезд» — и не в лучшую сторону. Вы это как-то ощутили на себе?
— О, это я вам сейчас отвечу. На мой взгляд, в том, что интерес к внутреннему российскому музыкальному рынку сейчас не совсем на той высоте, на которой мог бы находиться в этой огромной стасорокамиллионной стране, виноваты во многом федеральные телевизионные каналы. На протяжении почти целого десятилетия они кормили аудиторию «фабричными» проектами и потом, чтобы реализовать свой коммерческий интерес или просто амбиции, искусственно пытались раскручивать «фабричные» лица, не пуская в эфир по-настоящему интересных исполнителей. Таким образом, за достаточно большой период времени мы не приобрели практически никаких реально офигенных поп-звезд, хотя такие люди были и есть. А сейчас федеральные каналы сами стали жертвой своей политики: когда у них вдруг происходит та или иная съемка, на которую нужно пригласить каких-то популярных, интересных и раскрученных персонажей, они понимают, что кроме звезд 80–90-х годов или участников какого-нибудь «фабричного» проекта позвать-то и некого. А ведь шоу-бизнес — это целая выстроенная глобальная система, она должна работать как отлаженный механизм на всех уровнях производства. Настоящая звезда должна появляться под вспышки фотокамер, давать автографы, петь свой суперхит — и удаляться в таинственную дымку. А у нас происходит огромная девальвация звездного статуса артистов. Но я очень надеюсь, что эта ситуация в ближайшее время изменится. И, на самом деле, это во многом зависит от самих музыкантов. Они должны понять, что если они клевые и крутые и делают хороший музыкальный продукт, они сегодня уже не настолько зависимы от центрального телевидения, а скорее даже наоборот. Наступает время торжества контента. Медианосители — будь то радио или ТВ — заинтересованы в присутствии у себя лучшего материала, они заинтересованы в артистах ровно в той же самой степени, что и артисты в них. Проходит время бесконечного шантажа эфирами со стороны каналов, потому что очень многие артисты в нашей стране доказали, что, даже не мелькая постоянно ящике, можно добиться очень хороших результатов у аудитории, в том числе с коммерческой точки зрения, и иметь и полные залы, и радиоротации и все остальное.
— Это вы про Михайлова и Ваенгу говорите?
— Ну, допустим, о них. Но не только. А Земфира чем не такой музыкант? Не имея эфиров на центральном телевидении, она вполне себе соберет любую концертную площадку.
— А эта зависимость артистов от телеканалов, она как-то сказалась на «Русском радио»?
— Я не думаю, что она глобально сказалась на нас. Косвенно — да.
— Ну а вот практика купленных эфиров же существует, ни для кого не секрет. Бывает такое, что вам приносят песню поставить и предлагают за это много денег, а песня при этом не очень? Что тогда?
— То, что за деньги можно поставить все на свете куда угодно, — это иллюзия. Вторая иллюзия — если любую песню очень долго крутить по радио и телевидению, то она скоро станет популярной. Это давно уже не работает. Слушатель же не идиот. У него есть возможность настроить сразу несколько радиоточек, и в любой момент, когда ему не понравится то, что звучит на этой радиостанции, он просто переключает на другую. А вот вернется ли — уже вопрос. И тут на кону стоит коммерческая успешность проекта. А основные деньги, да практически единственные, которые зарабатывает радиостанция, — это доход от рекламы. А рекламу мы продаем тем больше и тем дороже, чем больше и шире у нас аудитория. Поэтому мы ни за какие коврижки не можем рисковать любовью нашего слушателя.
После исполнения музыканты и директор ансамбля Виктория Коршунова свободно беседуют, легко перекидываются шутками с Владимиром Ранневым. Всё это создаёт такую особую атмосферу, которую генерируют люди, собравшиеся поиграть в своё удовольствие, для себя и немного для публики. А как же молодые композиторы?
Концерт Берга «Памяти ангела» считается одним из самых проникновенных произведений в скрипичном репертуаре. Он посвящен Манон Гропиус, рано умершей дочери экс-супруги композитора Альмы Малер и основателя Баухауза Вальтера Гропиуса. Скоропостижная смерть Берга превратила музыку Концерта в реквием не только по умершей девушке, но и по его автору.
