14.02.2008 | Арт

Бикфордово рукоделие

Вся ностальгия о советском - хорошие кусочки, неудачное и неприятное вырезано

Даже тех, кто приветствовал кончину Советского Союза, ныне охватила ностальгия по нему. Художник Витас Стасюнас на своей выставке «Концы концов» в галерее VP studio пытается разобраться, отчего так хочется туда, откуда недавно пытались вырваться. Вооружившись любимым материалом – веревкой, он превращается в парадоксальную «Ариадну наоборот». Она дала веревку греческому герою Тезею, чтобы тот смог вернуться из лабиринта на свободу, убив Минотавра, пожиравшего людей.

Стасюнас дает зрителю веревочку, которая сможет привести его из разочарования в желанной свободе обратно, в определенность ограничений, к Минотавру на ручки.

В СССР полученная профессия определяла судьбу, не то что сейчас: выучился на физика, а стал продавать сигареты, был металлургом, а работаешь в министерстве культуры. Предсказуемость конца простых советских тружеников Стасюнас изображает в виде скелетов, выполненных аппликацией из кусочков веревки на сером картоне, подписанных: «Пастух», «Крестьянин», «Председатель» и «Приемщица рыбы». Кем стал, тем и умрешь. В руках у остовов – орудия труда, положенные по уставу в гроб, чтоб они не скучали и в загробном мире, если вдруг он существует, вопреки представлениям материалистов. Крестьянин будет наступать на те же грабли, рыбница возьмет любимые весы, в которых одна чаша всегда ниже другой, чтобы удобней было обвешивать.

Археология недавнего открывает инструменты обязанностей как атрибуты возможностей.

На рабочем месте охватывал «административный восторг», описанный еще Достоевским, и распространившийся в в СССР, где каждая кухарка могла править своим кастрюльным государством. В стране атеистов царило языческое многобожие, и какой-нибудь заведующей обувного нужно было уметь молиться, чтобы получить дефицитный товар. Потому и председатель с ключами кажется Святым Петром, и приемщица – Фемидой.

Профессинализм ведет к изменениям даже на уровне скелета. Труд сделал из обезьяны человека, а разделение труда привело к появлению гибридов, наиболее приспособленных к выполнению конкретной задачи. Как у пианиста вытягиваются пальцы, так, по версии Стасюнаса, идеальным пастухом был бы кентавр, чтобы поспевать за своими подопечными, а крестьянин, гоняющий птиц с полей, сменил бы голову на птичью, чтобы полностью проникнуться психологией врага. Только вот есть сомнения, что мифические чудовища все еще принадлежат к человечеству, вдруг возьмет верх звериное.

От судьбы не убежишь.

Счастье было справедливо распределено на всю одну шестую часть суши тонким слоем, настолько тонким, что не стоило искать, где он толще.

Две путевые заметки, археология личных воспоминаний художника. Путь из Калининграда в Москву и обратно также представлен скелетиками, только рыбными, брошенными на бумажные пакеты. Региональные скелеты неотличимы от столичных, так зачем же было ездить.

Далее следует работа, где представлены косточки и хвостики от вишен. Тоже из веревки, и совершенно неотличимы от настоящих. Иллюзионист Стасюнас  называет их «Вишневый сад», но если несъедобная сердцевина сделана из веревки, то и проглоченная мякоть была ненатуральной, и сада вовсе не было. Узелки на память о прошлом счастье – фальшивые.

Стасюнас старается распутать это хитросплетение памяти. Обнаруживает, что веревочка истории надорвана многократно. Вся ностальгия о советском – хорошие кусочки, неудачное и неприятное вырезано. Множество отрезков художник связывает в единую нить истории с помощью воспоминаний о заставке киножурнала «Фитиль»: деревянный ящик, из него вьется веревочка, превращающаяся в слово «фитиль». Конец ее загорается, искра бежит по бикфордовому шнуру, ящик взрывается… и в журнале клеймят пороки общества. Ящик взрывался не раз, а порочных людей не стало меньше, а может, и больше.

В чем причина обратного эффекта, открывается именно в неоднозначной интерперетации Стасюнаса. Дело в том,что насильственно, веревкой никого к добру не притянешь. Тем более, что каждый тянет  в свою сторону.

На работе Стасюнаса - узнаваемый дощатый ящик с фитилем, но надпись из него тянется другая. Разобраться, что именно написано, стоит усилий. Кажется, что «Алладдин». И стоит пожелать чего-нибудь хорошего, дернуть за веревочку, так тут же исполнится. Но прочтение обманчиво, автор хотел написать: «Бен Ладен». Но отчетливо читается только «ладан». Обнаруживается эквивалентность противоборствующих систем: христианство, ислам и коммунизм хотят привести к счастью, путеводная нить к нему оказывается путами, до него не допускающими. И остается только надеяться, что в конце концов человек сможет найти благо сам, без помощи веревки.

Источник: "Культура" № 5, 7-13 февраля 2008,