04.02.2008 | Арт

Зачарованная дачница

Татьяна Назаренко выбирает летний день в деревне, как единственное «настоящее» для нее сейчас

“Что Вам говорит звездное небо над нами?” – спросил Шерлок Холмс. “ Завтра будет хорошая погода”! – ответил Ватсон. “А мне это говорит о том, что у нас украли палатку!” – сказал великий сыщик.

Народный анекдот.

На выставке Татьяны Назаренко пессимистичным гениям дедукции - не место. То, что у выстроенного посреди галереи Айдан настоящего деревянного дачного дома, в окнах которого показывают видео, нет крыши, не означает прискорбной утраты архитектурной детали. Это свидетельство того, что художница чувствует себя прекрасно и под открытым небом, и уверена в том, что завтра будет погожий день.

Даже если кто-то из молодых украдет ее палатку.

Злопыхатели скажут, что у действительного члена Российской Академии Художеств и профессора института имени Сурикова съехала крыша, если после стольких лет бесперебойного признания в качестве отменного живописца, как среди нонконформистов, так и у официоза, она вдруг взялась за видео.

Это не так. Внезапно схватиться за видеокамеру в надежде тут же войти в историю искусств может только очень наивный юный художник. А  Назаренко просто хочет выйти на время из собственной легенды и подышать свежим воздухом. Отказаться от своей манеры рисования, одного из самых ярких проявлений стиля советских 70-х. Оставить исторические сюжеты, которым всегда была верна. История внешняя подошла для нее к концу, по крайней мере, как источник вдохновения.

На престол "королевы советской богемы" ее возвели борцы за освобождение угнетенного русского народа, ее шедевры "Казнь народовольцев" и "Пугачев". 

Образы она трактовала хрестоматийно ясно. Пугачев с раскинутыми руками на фоне ясного неба подобен Христу: это - подлинный герой, спаситель, а правители России предстают во второй части картины в виде натюрморта-обманки, портретами, приколотыми к стене. В 90-е художница обращается к современной истории, и героев там не видит – одни лишь обманки, плоские разрисованные фигуры, вырезанные из фанеры. Напрмер, мухинские «Рабочий и колхозница» поменяли дислокацию и профессиональную ориентацию: он отправляется в деревню, одев ушанку и сапоги, чтобы трудится на ниве потребления алкоголя, колхозница надевает городские штучки – кружевные чулки и туфельки на шпильках и отправляется работать женщиной в столицу. Переход советских людей к новой жизни для Назаренко совершается в аду подземного перехода (одноименная знаменитейшая ее инсталляция), где маются призраки, внезапно лишенные светлого будущего. В 2000-е  герой возвращается, чтобы тут же погибнуть. Скульптурные композиции с растерзанным на части телом, разбросанными в стороны руками-ногами - впечатление от террористических актов. У перестроечных "картонных дурилок" была  ярко выражена социальная принадлежность, типажность, в 2000-е люди, изображенные Назаренко, обретают объем, но индивидуальные черты исчезают. Да и откуда им взяться, жертвой теракта может стать любой, это преступление не против личности, но против всего человечества. В скульптуре «Жертва» от героя остались только ноги, выше – кровавое месиво. Этот трагический натурализм как бы говорит: пора делать ноги, пока еще есть голова на плечах.

Назаренко скрывается в традиционном для советской интиллигенции убежище - в деревне. Там нет газет и телевидения, и создается ощущение идиллии, пусть ложное, но стойкое.  Этакий "день сурка", вечный пленер студентов Суриковского института, в котором и преподает Татьяна Назаренко. Проходят десятилетия, но для приверженцев академической школы они проходят мимо. Рисование лесов, полей и рек остается неизменным что при Сталине, что при Путине. Советский Союз прекратил свое существование, Союз художников и ныне тут. В отличие от большинства "союзных" живописцев, Татьяну Назаренко никак нельзя упрекнуть во врожденной слепоте к настоящему моменту.

Она выбирает летний день в деревне, как единственное «настоящее» для нее сейчас. Посреди зимы календарной,  проигнорировав прогнозы о том, что идеологическая зима обещает быть суровой и долгой, она решила кануть в лето.

Окна деревянной избушки  распахнуты на четыре стороны света. В окошках - вовсе не интерьер, а как раз то, что мог бы видеть хозяин дома, выглянув из него. Внутри первого окна утренняя бабочка сонно приоткрывает крылья, за углом, в следующем окне - обнаженная в шляпе загорает в жаркий полдень, в третьем окошке – веселое застолье на веранде, в четвертом – последние лучи заката над почерневшим лесом и пригорками. Заворачиваешь за угол, с которого начинал, - и снова: бабочка, нудистка, вечеринка, закат. На каком-то повороте осознаешь: да ведь у домика не только крыши нет, но и двери отсутствуют. Проникнуть в эту зачарованную зону хорошей погоды и оптимизма нет никакой возможности. Но и те, кто в нее попал, выйти уже не могут. Герои сказок, попавшие в плен к волшебнице, могли провести многие годы в сладком забвении и вернуться в мир в ту же секунду, что исчезли из него. А могли попасть в колдовскую страну на несколько минут - и вернуться обратно в мир через столетия. Назаренко – не гость, а хозяйка сказки, и до сих пор неоднократно удачно совершала ежегодные путешествия в лето на даче в деревушке N (там, на ее даче и снималось это видео) и возвращалась к реальности, не запаздывая.

И в этот раз, возможно, выйдет к современности, но не раньше, чем та сможет составить конкуренцию благостной жизни вне ее.

Диана Мачулина

Источник: «Культура» № 4, 31.01.2008,