20.12.2007 | Арт

Экспорт субъективного

Майами знакомится с русским искусством

Уже второй год на самой престижной и авторитетной ярмарке современного искусства Арт-Базель Майами Бич, стать участником которой невероятно сложно, проходит некоммерческая выставка русских художников. Ее организатор - Жанна Буллок, американка русского происхождения,  коллекционер, глава строительной компании RIGroup.  К русскому искусству Жанна Буллок относится предельно серьезно и верит в то, что взлет его популярности, подобный тому, что случился с китайским, обязательно произойдет, если правильно его показать.

Чем она и занимается весьма успешно. Первая показанная ей русская выставка в Майами в 2006 году, кураторский проект Евгении  Кикодзе и Олеси Туркиной под названием «Modus R», была открытием для западной публики.

Вместо знакомой всем троицы передовиков художественного труда, Кабакова, Кулика и группы «Синие носы», кураторы имели смелость показать emerging artists, то есть молодых, начинающих свой путь художников, которые выросли в постсоветской ситуации, открытой для изучения новейших технологий и тенденций.

В этот раз, чтобы представить западный взгляд на русское искусство, в качестве куратора пригласили Джулию Сильвестр, сотрудничающую с Эрмитажем, для которого она подготовила выставки Луиз Буржуа, Сая Туомбли и Виллема де Кунинга. Ее взгляд на русских оказался шокирующе неожиданным даже для русского зрителя. Она не только избежала зацикленности на самых очевидных именах, но и открыла пару петербургских художников, до этого совершенно неизвестных, незамеченных лишь потому, что свое творчество они рассматривают как судьбу, а не как карьеру.

Общее впечатление от выставки переворачивает представление о русском искусстве как о склонном к нарративности, сюжетному повествованию. Подобное ощущение возникало и от первой выставки в Майами, только в случае «Modus R» - из-за того, что были отобраны работы, соответствующие идее «формализма», под которым кураторы понимают содержание, передаваемое через форму, когда «что» хотел сказать художник, неотделимо от того, «как» он это сказал.

В этот раз Джулия Сильвестр показала русское искусство как чувственное, интуитивное и даже сексуальное. При такой начинке даже непритязательное название проекта «Россия» приобрело глубинное значение. Бросалось внезапно в глаза то, что Россия – имя собственное женского рода, из обозначения гражданства оно превращалось в имя спутницы жизни, матери или любовницы.

У входа зрителей встречает работа Сергея Бугаева-Африки, объединившая всю историю страны в виде странного корабля, база которого – старинная Русь в виде расписных саней 19 века, а паруса – советские флаги из красного бархата, отороченные бахромой из золотого шнура. Флаги модифицированы, и вместо призывов к объединению всех пролетариев на них, будто в кошмаре комсомольского политинформатора, под профилем Ленина пионеры обнимаются с героями классических мультфильмов Диснея. А в лозунге вместо торжественного имени вождя – ласковое «Якобсончик», любимый художником русско-американский лингвист Роман Якобсон, связавший лингвистику с учением Зигмунда Фрейда. Объединение капиталистических символов с коммунистическими под эгидой психоанализа неслучайно. Борис Гройс говорил о том, что Россия – подсознание Запада. А неполадки с подсознанием непременно должны повлечь за собой расстройства сознания. Из борьбы двух государств-гигантов вырабатывалась энергия их мощи, и за падением Советского Союза последовало снижение популярности американской мечты. Но разумеется, более всего развал СССР повлиял на психологию советских граждан, и во многом этот слом определяет их нынешнее поведение. Поэтому руль у исторического корабля – символический кусок железа, часть скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница».

В 1989 году Африка вместе с художником Сергеем Ануфриевым исследовали статую. Было известно, что для удобного монтажа в скульптуру должен быть доступ изнутри, и они с удивлением нашли вход между ног колхозницы, в самом интимном месте. Художники сняли дверь с петель и унесли ее.

Дальнейшие потрясения в жизни страны они связывают с этим действием, подобным вскрытию ящика Пандоры. Незыблемому колоссу СССР был нанесен ущерб, дети всемогущего государства решили выйти из него в самостоятельную жизнь, предпочитая рискованный  путь индивидуального успеха в условиях рыночной экономики. Он оказался нелегким, и многих охватила ностальгия по советской родине, в которой не было борьбы за выживание, и прожиточный серый минимум был гарантирован всем. Просят: «Мама, роди меня обратно». Но обратного хода у истории нет, и не получится спрятаться снова в теплое чрево прошлого.

Художники, какую бы головокружительную карьеру они ни сделали, какого бы положения в обществе ни достигли, всегда несколько инфантильны, им всегда нужна родительская ласка. Ранние воспоминания не удается изгнать никому. Дмитрий Гутов в своей «дзенской» манере письма одним росчерком кисти рисует школьный ранец. Однако текст рядом показывает, что художник не достиг полного просветления и его все еще посещают земные эмоции, не столь легкие, как движение его руки: «Школу я ненавидел. Даже сейчас при одном воспомининии о ней меня бьет дрожь». В другой его картине детская радость от полученной конфеты смешивается с торжеством победы целой страны. На фантике конфеты «Красного октября» вместо бренда вписана стихотворная строчка: «Победой кончилась война, над Родиной салют расцвел». Это и полемика с Америкой. Пусть у нас не было знаменитых на весь мир товаров, но были уважаемые всем миром свершения.

Тимур Новиков, гуру неоакадемизма, отец нового направления в искусстве, предстает с неожиданной стороны: его ранние вещи напоминают трогательные детские рисунки. Наставник тоже был ребенком. Бесконечно тоскливый петербургский пейзаж. Голые деревья-палки, белые фасады дворцов со слепыми окнами. Только в черной воде есть немного витальной силы, закатное солнце отражается в волнах, не дорожкой, как в жизни, а равномерно, по всей поверхности реки, как в мечте, множеством золотых рыбок, чтобы хватило на всех.

Виноградов и Дубоссарский в своей картине «Технический этаж» показывают осуществление мифа об исполнительнице желаний.  Комната с открытым окном заполнена водой до потолка, и в ней плавают золотые рыбки. В эпоху развитого капитализма осуществление любой мечты – технический вопрос. Но эта доступность всего уже не радует, потому что человеку нечем дышать в этой навязчиво голубой воде, самым насущным становится вопрос, как перестать желать и потреблять.

Радостная голубизна проходит лейтмотивом в серии фотографий Браткова.  На первый взгляд, она также глянцева и жизнерадостна, как океан и небо в Майами. Но у Браткова этими голубыми клочками прикрывают безысходность жизни.

Девушка в синем купальнике позирует не на пляже, а на офисном стуле, на измятом фоне в неприбранной фотостудии. Она не отдыхает, а устраивается на работу. Это фото сделано Братковым  при исполнении реального заказа: начальник пожелал выбрать себе секретаршу не по профессиональным качествам, а по ее сексуальности.

В портрете  смеющегося мальчика кроется трагедия: его радость вызвана химической реакцией, он - токсикоман. Женщина на крыше своей пятиэтажной хрущевки устроила индивидуальное спа: обмазалась лечебной грязью, и ждет, что это сделает ее привлекательной и поможет найти спутника жизни.

Не тут-то было: мы постоянно живем в грязи и разрухе, но никто от этого не стал более красивым и менее одиноким. Петербургский старик Геннадий Устюгов повторил судьбу Анатолия Зверева. Ему привозят холсты и краски, он пишет картины, которые забирают в обмен на новые материалы для работы, не оставляя даже денег на жизнь. Когда писать нечем, он ведет «дневник». На листы упаковочного картона он наклеивает останки прожитого: пакеты из под кефира, целлофановые обертки сосисок, пустые упаковки из под таблеток, украшает их цветными рекламными картинками, вырезанными из бесплатных газет.

Эти коллажи напоминают о Курте Швиттерсе с его мусорными ассамбляжами, только у него они скомпонованы по эстетическому принципу, у Устюгова – как отчетность о жизни, в которой нет места эстетике.

Работы другого петербуржца, Петра Денисенко, также волею обстоятельств стали схожи с работами западного автора, Мартина Киппенбергера. Австрийский художник, «пьяный циник с сомнительными политическими убеждениями», всю свою жизнь прожил странником, в гостиничных номерах, и на фирменных бланках гостиниц он создал серию рисунков, соединив реальные скитания и фантазии. Он также издал увесиститый фолиант с чистыми бланками гостиниц, который назвал «Нет рисунков – нет слез», тем самым заявив, что творческий процесс связан с тяжелыми переживаниями. Эту книгу с чистыми бланками подарили Денисенко, и он, кочующий не по гостиницам, а по палатам психиатрических больниц, наполнил ее своими рисунками, в которых политика переплетается с эротикой, превращаясь в фантастические видения. Между признанным западным художником и безвестным русским сумасшедшим установилась близкая творческая связь, видимость взаимопонимания. Хоть они никогда и не были знакомы, но наверняка нашли бы о чем поговорить. Недаром Киппенбергер как-то перефразировал Бойса, сказав: «Каждый художник - человек».

Удивительным образом иностранке Джулии Сильвестр удалось подать «русское» через работы, раскрывающие фобии,тайные страсти, ностальгию, очень личные и субъективные переживания. И кажется, это ключ к пониманию русского искусства западными зрителями, ведь и они тоже – люди.

Одна из работ у американской публики сразу же вызвала живейшую реакцию - видео Дмитрия Булныгина, спроецированное на потолок: вид на теннисистку снизу. Все посететители выставки оказывались у нее под юбкой и могли наблюдать ее трусики, дополняя впечатления ее эротичными вскриками при каждом отбитом ударе. Американцы, привыкшие за полвека заглядывать под взлетевшую на ветру юбку Мэрилин Монро, под таким куполом чувствовали себя как дома. В результате, хоть выставка была и некоммерческой, в первый же день было куплено несколько экземпляров этой работы.

Источник: "Время новостей" № 231, 17.12.2007,