15.11.2007 | Литература / Память
Малыш как мера всех вещей14 ноября исполнилось 100 лет Астрид Линдгрен
Исполнилось 100 лет Астрид Линдгрен — шведской писательнице, обладательнице несметного количества наград и премий, защитнице прав детей и животных, родившейся, по ее собственным словам, в "век лошади и кабриолета".
Когда Линдгрен начала сочинять свои произведения для детей, по улицам шведских городов уже ездили не кабриолеты, а машины. Это было, в сущности, не так уж давно — в середине ХХ века, но, читая книги о Карлсоне или Пеппи Длинныйчулок, вдруг ловишь себя на мысли, что мир, описанный скандинавской сказочницей, отделен от нас с вами не десятилетиями, а громадной пропастью. Кажется, само время шло тогда куда медленнее, чем сейчас. Это был век невысоких (по сравнению с теперешними) скоростей и по-домашнему обустроенного мира — тихого, уютного, пахнущего свежевыпеченными плюшками.
"В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят — Боссе, Бетан и Малыша". Вот начало книги "Малыш и Карлсон". Очень значимое начало. Когда в обыкновенную до зевоты жизнь вторгается летающий сорванец с пропеллером за спиной, это и впрямь производит впечатление.
Дети у Линдгрен фантазируют именно потому, что им хочется перенестись из привычного, размеренного, предсказуемого мира в другой — непривычный, непредсказуемый. Дать волю чувствам и воображению. И Линдгрен одной из первых выдала детям лицензию на их фантазии. Она не просто противопоставила придуманную ребенком реальность реальности обыденной, она уравняла их в правах. Это еще вопрос, кто у шведской сказочницы всамделишней — благонравные домочадцы Малыша или исчезающий при их появлении обитатель стокгольмских крыш.
Пуританство северной европейской страны неожиданным образом оказалось созвучно советскому пуританству. Видно, потому детский эскапизм, воспетый Линдгрен, пришелся так ко двору в нашей стране. Даром что ли некоторые отечественные авторы, вероятно, сами того не желая, перепевали центральный мотив Линдгрен на свой лад. "Гуманоид в небе мчится и кричит: "Кончай учиться". Если бы этот гуманоид встретился в небе с Карлсоном, то вполне мог бы с ним побрататься.
Но если праздник непослушания, начавшийся во времена Линдгрен и отчасти ею же и спровоцированный, продолжается и поныне, то сама детская литература изменилась до неузнаваемости. Когда сравниваешь книги о мечтательном Малыше и проказливой Пеппи (которая сама себе Карлсон) с книжками главной детской писательницы нашей с вами современности Джоан Роулинг, понимаешь, что в далеком прошлом остался не только строго регламентированный быт. В прошлом остался рукотворный, соразмерный человеку мир, так точно и подробно зафиксированный у Линдгрен. Он уничтожен миром высоких технологий и еще более высоких скоростей. Мы берем в руки маленький кусок пластмассы и посреди чистого поля можем сделать звонок в Нью-Йорк. Мы закачиваем в компьютер стрелялку и через полчаса можем уничтожить пол-Вселенной. Чудо в конце ХХ века стало таким же обыденным, как плюшки. В книгах Роулинг оно и вовсе поставлено на поток.
Куда Карлсону с его жалким пропеллером до обитателей Хорвартса с их метлами, волшебными палочками, философскими камнями, маховиками времени, зеркалами и прочей магической параферналией. Здесь каждый герой — эдакий Симон Волхв, причем очень хорошо оснащенный. Тайна жизни отошла на второй план, на ее место заступили технологические и магические секреты. И хотя книжки Роулинг придуманы на редкость искусно, хотя сюжет заверчен в них так, что голова идет кругом, она все равно кажется талантливой изготовительницей эрзаца, а ее разошедшиеся невообразимыми тиражами сочинения — высокотехнологичным суррогатом настоящей литературы.
Книжки о маленьком волшебнике отличаются от книжек Астрид Линдгрен в той же мере, в какой дорогущий фабричный торт отличается от домашнего пирога, в какой реальность, пусть порой неприятная и издающая дурные запахи, отличается от стерильной виртуальной реальности.
Политкорректность (а страстная борьба Линдгрен за права детей и животных вполне укладывается в рамки политкорректности) была последним сильным всплеском европейского гуманизма. Человек есть мера всех вещей, а Малыш с его странными фантазиями — тоже человек — вот посыл и пафос книжек Линдгрен. В фэнтези Роулинг необычных героев много, а живых нет. Секретов — хоть отбавляй, а тайна жизни куда-то делась. Не только Дамблдор, Квиррел или Лорд Волдеморт, но даже сам Гарри Поттер, несмотря на пережитые им невзгоды, все равно кажутся тут виртуальными. Их при желании можно выключить. Нажми на соответствующую кнопку — и они исчезнут. А вот Малыша не выключишь. И Карлсона тоже не выключишь. Он не виртуальный. Он реальный. Он живет на крыше. Он действительно там живет.
Цикл состоит из четырех фильмов, объединённых под общим названием «Титаны». Но каждый из четырех фильмов отличен. В том числе и названием. Фильм с Олегом Табаковым называется «Отражение», с Галиной Волчек «Коллекция», с Марком Захаровым «Путешествие», с Сергеем Сокуровым «Искушение».
Олеша в «Трех толстяках» описывает торт, в который «со всего размаху» случайно садится продавец воздушных шаров. Само собой разумеется, что это не просто торт, а огромный торт, гигантский торт, торт тортов. «Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства».