18.10.2007 | Архив "Итогов" / Путешествия

Реальная война

Кто и почему будет воевать в Косово

В центре Приштины стоит обелиск, вокруг которого слепо бродят одинокие каменные фигуры. Называется это "Памятник дружбе турецкого, сербского и албанского народов". Рядом - здание местного (сербского) правительства, здание городских властей (тоже сербских). Частное предпринимательство в посткоммунистических городах проникает всюду - даже в такие бетонные бюрократические заповедники. Одно из модных среди албанской молодежи кафе "Спагеттерия" недавно открылось на площади прямо у памятника.

Мы с Арбеном Кастрати сидим в "Спагеттерии", и Бенни рассказывает, что произошло за два с половиной года со времени нашей последней встречи. Это уже многолетний ритуал. Во время первого нашего разговора, пять лет назад, Бенни рассказывал о демонстрациях студентов в Косово в январе 1992 года - он был тогда студентом факультета искусств и одним из организаторов протеста. Тогда, спустя полгода после изгнания албанцев из зданий школ и университета, албанские студенты вышли на митинг. Их побила полиция, и после этого студенты и их преподаватели окончательно ушли в подполье, а уличные демонстрации прекратились: следующая, организованная уже новым поколением студентов, прошла спустя почти шесть лет.

Все это время в Косово действовала "параллельная" система образования. Нечто подобное почти всегда является частью борьбы народа за независимость, но по масштабу косовская система образования - явление уникальное. Около 200 тысяч школьников и 20 тысяч студентов учатся в полуподпольных условиях.

В 1994 году Бенни, его сестра-студентка Вера и мать Лидия, учительница, водили меня по лабиринтам параллельной системы образования. Именно лабиринтам: занятия тогда проводились в основном в одном из самых бедных районов Приштины, чьи извилистые булыжные улочки позволяли ученикам, студентам и преподавателям легко скрываться от полиции. Рассказывали, что сербские полицейские часто разгоняли занятия, избивали учителей, а иногда и учащихся. Сербский секретарь по образованию с возмущением демонстрировал мне конфискованные у албанских студентов зачетные книжки и дипломы, а студенты рассказывали о тех хитростях, на которые они пускались, чтоб уберечь свою зачетку от полицейского. Царила атмосфера, с одной стороны, неподдельного страха, с другой - умопомрачительной романтики и геройства.

К тому времени Бенни уже успел слегка прославиться, снявшись в македонском фильме "Перед дождем" (лауреат Венецианского кинофестиваля 1994 года), и пожить немного в Нью-Йорке. Он вернулся, когда умер его отец, и у него тут же отобрали загранпаспорт - так случалось со многими. Он сунулся было в республиканский театр, но там под новым - сербским - руководством практически отмерла албанская секция. Тогда, по официальным данным, безработица среди косовских албанцев достигала 80 процентов. Финансовое положение семьи Кастрати становилось все хуже: работала только Лидия, получала 60 немецких марок в месяц. В результате младший сын, только закончив школу, уехал в Македонию, а оставшиеся трое сдали в аренду свой огромный дом и переехали в маленькую квартиру. Последняя встреча с Бенни, летом 1995 года, оставила впечатление полной безысходности.

"Дела мои были плохи, - соглашается сегодня Бенни. - Моя жизнь состояла из кофе, сигарет и алкоголя. То же и со всеми моими друзьями: у всех опустились руки. Такие талантливые люди, им бы работать и работать, но здесь делать нечего, а уехать они не могут: даже если есть паспорта, албанцам все труднее получить визу. А я наконец решил: пора начинать жить. И не надо никуда ехать".

Бенни написал киносценарий. Будучи абсолютно уверенным, что хороший сценарий прочтет весь мир, он решил показать его не кому-нибудь, а американскому режиссеру Барбаре Трент, в 1992 году получившей "Оскара" за фильм о Панаме. Невероятно, но Трент сценарий прочла и согласилась снять по нему фильм. "Сегодня утром я разговаривал с Ванессой Редгрейв", - сообщает мне Бенни.

Фильм, разумеется, о жизни приштинских албанцев. "Если действие происходит в школе, то зритель видит, что школа - это подвал, - рассказывает Бенни. - Но без жалостливости, понимаешь? Да, подвал, да, влажно, холодно, тесно - но происходит там при этом что-то смешное. Чтоб без всякого пафоса".

Беверли-Хиллз в подвале

От героической романтики первых лет "параллельного" существования не осталось почти ничего. Для одних жертвенный пафос сменился равнодушием - эти люди либо уехали из Косово, либо собираются это сделать; для других на смену пафосу пришла агрессия, и они сегодня берут в руки оружие; третьи находят способы отвлечься. Около 25 процентов взрослых албанцев, то есть по нескольку человек из каждой семьи, живут сегодня за границей, в основном в Германии, Англии, Норвегии. Но и те, кто остался, тоже бегут - Бенни, например, мысленно обитает в Голливуде. Неподалеку от него, тоже в виртуальной Южной Калифорнии, поселился другой мой давний знакомый, 14-летний Агон Маличи, сын известнейшего косовского публициста Шкелзена Маличи. Благодаря спутниковому телевидению Агон говорит на безупречном американском английском. Все его представления о жизни за пределами "параллельного" Косово тоже родом из американского телевидения.

Агон - представитель первого "параллельного" поколения. Он успел проучиться в нормальной школе всего один год и запомнил лишь, как пошел было с приятелями во второй класс, но, увидев полицейских, они бросились врассыпную.

Сейчас Агон в восьмом "параллельном" классе. Если соглашение о поэтапном возвращении албанских школьников и студентов в "официальные" здания будет соблюдаться, то со следующего года Агон пойдет в обычную школу. "Думаю, это будет здорово. Я представляю себе спортзал, конечно, - Агон помешан на баскетболе, но никогда не был ни в настоящем спортзале, ни на стадионе. - И еще такие большие коридоры, куча народу, все время происходит что-то интересное". У меня появляется подозрение, которое Агон тут же подтверждает: да, такую школу он видел по телевизору. Она находится в Лос-Анджелесе, в фешенебельном районе Беверли-Хиллз.

Если Агону не суждено учиться в школе в Беверли-Хиллз, то в американский колледж он намерен поступить непременно. "Родители говорят, что если начнется война, то мы уедем в Турцию, но я против. Турция - это неразвитая мусульманская страна. А я не считаю себя мусульманином. Ислам - это религия не для Европы, она всегда приводит к войне, в Боснии, например, или в Чечне". Вполне американский взгляд.

Мысленно поселились в Америке и лидеры албанского студенческого движения в Приштине. Весной прошлого года, после демонстраций студентов в Белграде, начались брожения и среди приштинских албанских студентов. В результате первый день учебного года был ознаменован демонстрацией - впервые с 1992 года. 1 октября 1997 года практически все студенты параллельного Приштинского университета - около 20 тысяч человек - собрались на улице в белых рубашках (чтобы отличаться от зевак) с эмблемами своих факультетов и потребовали соблюдения подписанного годом раньше договора о возвращении албанцам университетских помещений. По свидетельствам очевидцев, студентов избила полиция. С тех пор студенты организовали еще несколько демонстраций.

"Бог тоже серб!"

Помещение Независимого студенческого союза обставлено как американская студенческая организация в 50-х или 60-х годов. Коридор на третьем этаже частного дома загромождают плакаты для митингов.

В прокуренной комнате вечно толпятся бородатые молодые люди с нечесаными шевелюрами (албанцы, как правило, бороду не носят - в деревне к мужчине с бородой отнесутся с недоверием, бороды ассоциируются в первую очередь с четниками, сербскими солдатами времен второй мировой - но для студентов это неотъемлемая часть имиджа). На книжной полке - томики Мартина Лютера Кинга и Ганди. В воздухе - полный набор риторических штампов времен американского движения за гражданские права.

"Последние шесть лет албанцы посвятили пассивному гражданскому неповиновению. Мы же выступаем за активное гражданское неповиновение. Только так мы добьемся перемен". На визитной карточке члена правления студенческого союза Албина Курти обозначено: "специалист по связям с международной общественностью". В прошлом году, после того как американский чрезвычайный представитель на Балканах Роберт Гелбард не сдержал обещания прийти на студенческую демонстрацию, в качестве компенсации он пригласил Курти и еще одного студенческого лидера в поездку по США. Студенты вернулись уверенные, что американцам глубоко небезразлична судьба косовских албанцев. В начале этого года студенческое движение стало выступать не столько за возврат университетских зданий, сколько "против насилия и войны и за мир".

Легко сказать. Вот демонстрации уже сербских студентов. Огромный митинг - тысяч 10 человек, в основном студенты официального, сербскоязычного Приштинского университета - пестрит такими лозунгами, как "Это сербская земля!" и "Бог - тоже серб!". С трибуны ректор университета Радован Попович заявляет: "Мы не позволим им учиться по своей программе на нашей территории!". Вслед за Поповичем толпа подхватывает: "Нас предали! Нас обманули!". Это относится к представителям сербского правительства, подписавшим договор, согласно которому албанские студенты смогут вернуться в здания университета.

Для местных сербов Приштинский университет - единственный путь к высшему образованию, но официальные студенты живут здесь в полной изоляции от остальных жителей города, в атмосфере постоянного напряжения и страха.

Живоян Ракочевич, 24-летний председатель сербского Совета студентов, приехал в Приштину учиться восемь лет назад - теперь он аспирант. "Те, кто подписал договор о возвращении албанцев в университет, предали основные национальные интересы Сербии", - устало повторяет заученную речь Ракочевич. Но какая связь между национальными интересами страны и тем, где и на каком языке учатся албанцы? "Ну хорошо, в Оксфорде и Кембридже люди изучают математику так же, как и мы, но при этом они честно относятся к государству и его конституции". Но не кажется ли вам, что честно ли человек относится к государству и конституции - вопрос скорее для полиции, чем для ректората? "Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы", - отрезал Ракочевич.

Для Живояна Ракочевича является откровением, что кто-то может быть не согласен с его взглядами, что ему может потребоваться аргументация. Казалось бы, другое дело - албанцы: они постоянно сталкиваются с мнениями, противоположными их собственным. Для них должна быть очевидна необходимость хоть какого-то диалога со сверстниками-сербами - однако им и в голову не приходит связаться с сербской студенческой организацией.

Запах войны

Еще четыре года назад мне встречались косовские албанцы и сербы, хваставшиеся своим "интернациональным" кругом друзей. Но годы параллельного существования привели к тому, что пропасть между двумя населяющими Косово народами кажется непреодолимой и той, и другой стороне. К чему это приводит, мы уже знаем. Я спрашиваю члена правления албанского Союза студентов Люльзона Якзю, определил ли он для самого себя и для других участников студенческого движения, как им следует себя вести в случае боевых действий. "Мы люди сугубо мирные, - отвечает Якзю. - Мое поколение албанцев даже не служило в армии. Если в какой-то момент начнется война, каждый, наверное, будет защищать то, что ему дорого". Но в том-то и дело, что в бывшей Югославии, как правило, трудно определить конкретный момент, когда тлеющий конфликт перерождается в войну. "Возможно, - огорчается Якзю. - Вам виднее".

В этом заключается еще одна странность ситуации в Косово. Мне, как и большинству приехавших сюда иностранных журналистов, действительно виднее: мы уже видели, как начинаются войны.

Видели это и сербские полицейские, расквартированные сейчас в Косово, и многочисленные сербские беженцы из Хорватии и Боснии, поселившиеся в Косово.

"Я из Мостара, и я знаю, что такое война. Я знаю, как она пахнет, и я узнаю этот запах". Это говорит 23-летний Александр Чурич, председатель молодежной секции белградского отделения Сербской демократической партии. Мы познакомились в Приштине, куда он приехал от имени студенческой организации, чтобы разведать ситуацию, но разговариваем уже в Белграде, в кабинете президента СДП, под портретом лидера боснийских сербов Радована Караджича. "В этот раз, - говорит Чурич, - я пойду воевать". Примечательно, что в одной из крупных сербских партий может висеть портрет человека, признанного военным преступником. Примечательно и то, что Чурич и его товарищи - организаторы единственной студенческой демонстрации в Белграде, созванной в ответ на события в Косово. Участники этой демонстрации, разумеется, полностью поддерживали сербских студентов-сербов.

"Мы не можем позволить себе организовать контрпротест", - признается Здравко Янкович, международный секретарь молодежной секции Социально-демократической партии - крупнейшей из числа антинационалистических политических организаций. Представители его организации тоже ездили в Приштину, встречались и с сербскими, и с албанскими студентами, и пришли к выводу, что следует выступить за соблюдение договора по бразованию. Однако пока, объясняет Янкович, "мы не можем выступить в поддержку возвращения албанцев в университет потому, что это может быть истолковано как косвенная поддержка правительства". Главное для большинства студентов - оставаться в оппозиции, даже если это приблизит очередную войну.

В последний вечер в Приштине, когда голова болит от безнадежной несовместимости всего услышанного и записанного, я надеюсь отдохнуть душой в компании друзей Бенни - местной молодой интеллигенции.

Узнав о моей национальной принадлежности, один из них, 30-летний театральный режиссер, заявляет: "Евреи в Лондоне очень уродливы".

"Как бы тебе понравилось, если бы я высказалась в подобном духе про албанцев?" - педагогично спрашиваю я.

"Это было бы неправдой, - отвечает он. - А у меня сестра живет в Лондоне, и она мне рассказывала, какие у них бороды, прически и шляпы".

"Слушай, идиот, - не выдерживаю я. - Ты что, не понимаешь, что именно из-за таких взглядов на мир здесь скоро начнется война и вас всех перестреляют?"

Выслушав меня, режиссер решает подытожить: "То есть ты хочешь сказать, что мы жуткие националисты?"

"В общем, да".

"В таком случае мы заслуживаем, чтобы у нас было собственное государство".

P.S.Когда этот номер сдавался в печать, автору статьи позвонил Арбен Кастрати. Он звонил из Македонии: выехал туда, чтобы осмотреть возможные места для съемок фильма по его сценарию, а когда попытался вернуться, югославские пограничники не пустили его обратно в Косово. "Оказывается, меня объявили персоной нон грата, - сказал Бенни. - Теперь я беженец". Неизвестно, за что его решили так наказать - не исключено, что это связано с тем, что многие иностранные журналисты останавливались этой весной в доме Кастрати. На следующий день после звонка Бенни в Македонию должна была приехать съемочная группа из США, но съемки, видимо, были сорваны: все средства, предназначенные для фильма, лежат на счету в югославском банке, к которому Бенни теперь лишен доступа. Бенни просил прислать хоть немного денег.

Источник: "Итоги", №22, 1998,