31.08.2005 | Город

Память места

Исторический оптимизм москвичей основан не на одной только вере во все хорошее. Эту веру подпитывают вековые традиции

Замечали ли вы, что каждый район исторического центра знаменует собой то или иное торжество капиталистического завтра? Например, Таганка по числу казино вполне сравнима с Лас-Вегасом. Уютное Замоскворечье сплошь заселено почему-то обувными магазинами (примечательно, что в любом из них на определенном отрезке времени всегда толпятся покупатели). А в Марьиной Роще поселился дух сытости - здесь на каждом шагу или мясная лавка, или овощной магазин "Витамин", или булочная. Впрочем, эти магазины ничем, кроме названия, друг от друга не отличаются: всюду предлагают одно и то же -булки с сухарями, маслины с ветчиной "Кампомос" да исконный марьинорощинский фрукт манго.

Быть может, тюремное прошлое Таганки перекликается с криминальным настоящим? И на отреставрированные улицы Замоскворечья вернулся былой купеческий дух? Что касается Марьиной Рощи, то параллель провести не получается: в советские времена это были выселки, сплошь заставленные деревянными домишками, занесенные снегом до крыш, с хронически бедным населением, а в более давние времена - глухие, разбойничьи места, освященные присутствием единственного на всю округу храма великомученика Трифона.

Но стоит лишь задаться подобными вопросами и слегка копнуть в глубь веков, как становится ясно: дух места, память места - вовсе не пустой звук. И такие невнятные понятия, как аура (есть еще словечко "вибрация") оказываются просто терминами, работающими в данном случае совсем не в мистическом поле. Всем известно, что в одной части города чувствуешь себя легко и уютно, тогда как из другой хочется поскорей сбежать. Действует не только архитектурная соразмерность места, но и "культурный слой", словно отбрасывающий из глубин тень: этот направленный вверх луч, мощный информационный поток - информационные структуры живут гораздо дольше, чем длится человеческая жизнь.

 Замоскворечье: торг уместен

Импульсом к размышлению о памяти места послужил следующий факт - на Пятницкой улице почти в каждом доме, друг за другом, обувной магазин Торговое изобилие само по себе неудивительно. Удивительно другое: оказывается, в 10-х годах XX века на Пятницкой было целых шесть обувных магазинов (в домах № 8, 11, 26, 27 и еще два - в доме № 69), причем в доме №27 обувной магазин размещался с 1860-х, а в доме №8 примерно с 1880-х годов.

Заметим, что нынешние хозяева "Салиты" или "Немецкой обуви" вряд ли сознательно продолжают московскую традицию - откуда бы им про нее знать? Но то обстоятельство, что все они попадают в "яблочко", располагая свои магазины там же, где и столетие назад, дает основания полагать, что их рукой движет если не небесный промысел, то уж точно какое-то торговое божество, сроднившееся с нашим городом, - возможно, сама покровительница торговли Параскева Пятница, давшая название улице (церковь была уничтожена в 1934 году, сейчас на ее месте вестибюль станции метро "Новокузнецкая"). Другой московский храм Параскевы освящал охотнорядскую торговлю - на его месте сейчас здание Госдумы, и как там идет торговля, разбираться не будем.

Вокруг церкви Параскевы Пятницы был небольшой торжок, на месте которого сейчас стоят ряды киосков и закусочных fast food. Таким образом, можно почти с уверенностью утверждать, что непрерывный коммерческий стаж отдельных участков Пятницкой улицы исчисляется в 300-400 лет. А некоторые обувные и меховые магазины существуют в одних и тех же помещениях лет по 120-150, невзирая на смену политических режимов, экономических парадигм и народного благосостояния.

С момента возникновения - с конца XV века - Пятницкая улица была важнейшей торговой артерией Замоскворечья. Часто двухэтажные особнячки совмещали жилище купца на втором этаже и магазинчики - свои и арендаторов - на первом. В XIX - начале ХХ тенистые сады купеческих усадеб и атмосфера бойкой торговли сделали Замоскворечье узнаваемым пейзажем русской литературы. Не без влияния драматурга Александра Островского и прозаика Ивана Шмелева (оба писателя - аборигены Замоскворечья) этот район представляется в некотором роде визитной карточкой старой, патриархальной Москвы.

С легким паром

Сто лет назад в Москве было девять Банных переулков и два Банных проезда в разных местах города. Разумеется, название свое они получали по имеющимся там баням. Однако налицо топографический парадокс: из примерно пятидесяти московских помывочных заведений, существовавших на рубеже XIX-XX веков, именно на коротком протяжении Неглинного проезда разместились сразу три крупнейшие бани - Сандуны, Хлудовские (они же Центральные) и бани Малышева, причем все они приносили высокую прибыль. На Неглинный даже специально подвели водопровод с Бабьегородской плотины, то есть примерно оттуда, где сейчас кондитерская фабрика "Красный Октябрь". Скважины в этом месте до сих пор, как считается, дают самую вкусную воду в центральной части города.

Известная художница серебряного века Маргарита Сабашникова (первая жена поэта Максимилиана Волошина, ученица Ильи Репина и последовательница антропософа Рудольфа Штейнера) писала в своих мемуарах "Зеленая змея", что Сандуновские бани по пышности убранства и по величине превосходили римские бани Каракаллы. "В громадном мраморном зале, в клубах пара видны голые фигуры, усердно растирающие сами себя или с помощью банщиц, на которых тоже ничего нет, кроме маленьких фартучков. Моя мать находила, что дома в ванне невозможно вымыться так, как в бане, и требовала, чтобы мы туда ездили". Напомним, что Сабашникова была дочерью богатого золотопромышленника, и в Сандуны они ездили с Пречистенки, так что посещение серьезного банного заведения было сродни культурному мероприятию. Эта традиция не прервалась - недаром фильм "С легким паром" крутят по ящику каждый год.

Сандуны всегда были легендарным московским местом: тут завсегдатаями были миллионеры, сюда приглашали великих князей во время их визитов в первопрестольную - приглашали, чтобы приобщить августейших особ к московской экзотике. Невесты из богатых семей ходили сюда перед свадебной церемонией, их поливали "на счастье" из серебряных шаек. Этот высший банно-культурный шик понимали и в советские времена. Стены эти видели Стрельцова, Численко, Яшина: у футболистов сборной СССР была незыблемая традиция - попариться в Сандунах накануне ответственного матча. Да и сейчас Сандуны привлекают огромное количество не самого бедного народа.

А напротив гостиницы "Метрополь" почти сто лет простояли не менее знаменитые Центральные бани. В начале 90-х, когда общественность еще бурлила и била тревогу по любому поводу, Центральных бань не стало. Инвесторы рассуждали о колоссальном вреде, который наносят городской среде сырость и банный дух, городские власти печально поджимали губы, а наиболее смелые умы предлагали революционный план преобразования бань в культурно-деловой центр с рестораном.

Согласно тогдашней радикальной моде (на заре перестройки общественный туалет на Тверском бульваре срочно переделали в магазин, а сортир возле метро "Академическая" - в клуб-ресторан, куда старожилы ходить брезгуют), бани стали рестораном "Серебряный век".

Заведение сочетает потуги на купеческий шик с высокомерием обслуги (официант с лицом отставного офицера КГБ долго размышляет, прежде чем подойти к посетителям, а если попытаться привлечь его вниманием взмахом руки, надменно интересуется: "Это вы ко мне?"). Никакого культурного центра так и не возникло, в ресторане прошла лишь парочка каких-то странных презентаций, и все. Наплыва клиентов не наблюдается, хотя в пяти минутах ходьбы народ ждет, когда освободятся столики в "Елках-палках". И что-то мучительно напоминают бывшие помещения Центральных бань - то ли сюрреалистический пейзаж из фильма Тарковского "Сталкер", то ли еще какой неудачно осушенный водоем... В общем, напрасно застройщики пошли наперекор памяти места.

Ночи, полные огня

В сознании москвичей старшего и среднего поколений само слово "Таганка" вызывает повышенную тревогу. В послевоенные годы таганские хулиганы считались в Москве чуть ли не самыми крутыми. Таганка - тюрьма - ночи, полные огня. Вот малый джентльменский набор ассоциаций, отраженный в городском фольклоре.

Таганской тюрьмы уже давно нет, а вот огня, сомнительной романтики и прочих атрибутов, известных рядовым гражданам по телесериалам из жизни воров в законе, по-прежнему навалом: количество дорогих казино на квадратный метр тут наибольшее в столице.

Интересно, что первое легальное игорное заведение - Купеческий клуб, где, по слухам, завсегдатаем был покойный предприниматель первой волны Кивелиди, - появилось именно на Таганке.

Всего в Москве в XIX-XX веках было три крупных тюрьмы - центральная пересыльная (Бутырская тож), исправительная (на Матросской Тишине) и губернская, она же Таганская. Таганская числилась по адресу улица Малые Каменщики, дом 16: она находилась рядом с Новоспасским монастырем и была разрушена уже при Хрущеве в связи с новым строительством. (Место, кстати, там какое-то всегда продувное.)

Район Таганки сейчас изобилует монастырями и церквями, но никакой благости от этого вовсе не ощущается. Может быть, потому, что по своему прямому, так сказать, назначению эти богоугодные заведения работают совсем недавно. А в течение долгих десятилетий роль их была совершенно другой: в послереволюционные 1920-1930-е годы в ближайших к Таганке монастырях - Новоспасском и Покровском - разместили детские приемники для беспризорников. Следует хорошо представлять себе специфику этих учреждений - фактически они продолжали тюремную традицию Таганки.

Вечный праздник
"Мы гуляли по Неглинной,

Заходили на бульвар,

Мы купили синий-синий,

Презеленый красный шар"

Этот детский стишок отлично передает ту изумительную легкость и предвкушение радостных чудес, которые охватывают москвича, праздно шатающегося по центру в погожий летний день. Цветной бульвар - пока его не изуродовали чугунными девками и прочими лужковскими монстрами, пока не вырубили вековые деревья, - был идеальным местом для прожигания жизни.

Большой знаток московского быта Юрий Трифонов в повести "Другая жизнь" пишет: "Потом гулять, жевать, жуировать жизнью: по Садовой вниз, к Самотеке, оттуда на Цветной бульвар, там суета, многолюдно, цирк, рынок, такси, цыганки, комиссионка, кинотеатр - что душе угодно. .... Когда надо было утешиться, поговорить на свободе... шли туда, на Цветной. ...походят, походят по бульвару, пожалуются друг дружке - и легче жить".

На Цветном, вблизи цирка и Центрального рынка, всегда было суетно и празднично. Там, конечно, могли спереть кошелек, но не было давящего ощущения тревожности и угрюмости, как на Таганке. "Жуирование жизнью" -- очень точное определение, идеально подходящее к этому небольшому участку московской земли.

Доминанту всему Цветному бульвару в советские времена задавал, конечно же, Центральный рынок. При нашей тогдашней тотальной бедности, с одной стороны, и тотальном дефиците еды и товаров с другой, поход на рынок, мимо комиссинного магазина и вдоль бульвара, представлялся прогулкой в стиле "блеск и нищета куртизанок". Шли туда за пучком редиски или парной телятиной для приболевшего ребенка, а выходили без копейки денег, зато со всеми богатствами мира, и еще нарциссы бледным веником из сумки свисают, соревнуясь в яркости зеленого цвета стебельков со свисающим из той же сумки зеленым луком. В общем, ощущался в этих якобы хозяйственных походах некий тлетворный душок, некая избыточная барочность, как и в любом празднике среди скудных убогих будней.

Такая веселая и лихая атмосфера была присуща, судя по всему, Цветному с самого начала его существования. Брюсов в мемуарах пишет, что в 1880-х годах прошлого века "на бульваре были постоянные балаганы" (ярмарочные или для каких-то увеселений, например, скоморошьи). В XVII веке здесь был Лубяной торг (торговля бревнами, досками, срубами), а в конце XVIII-го - привозной рынок дров. Здесь текла река Неглинная, которая в 1817 году была заключена в трубу и теперь течет под бульваром. Раньше Цветной бульвар именовался Трубным, а когда с 1851 года на Трубную площадь перевели торговлю цветами, стал называться Цветным (торговлю цветами ликвидировали только в 1947 году).

В конце XIX века кроме цветов на этом месте торговали собаками, рыбами, певчими птицами, которых на весенний праздник Благовещенья, следуя давней традиции, покупали, чтобы выпустить на волю. В полицейские сводки 80-х годов XIX века попал такой эпизод: ранним апрельским утром подгулявшая компания, возвращаясь с загородного кутежа, проезжала мимо Трубного рынка. Умилившись благорастворению воздухов и страстно желая сделать богоугодное дело, стали искать торговцев птицами. Те на бульваре еще не появились, слишком уж ранний был час, зато стоял зачем-то грустный мальчик с грустной обезъянкой, вытаскивающей на счастье билетики.

Ну, раз птичек нет, давайте хоть обезьянку отпустим, подумали наши добрые сограждане, выкупили обезьянку и выпустили ее с богом на широкие просторы прилегающих к Цветному переулков. Надо ли говорить о последующих страданиях полицейских нарядов, буквально сбившихся с ног в поисках бедного животного?

Рядом с рынком, на месте цирка Юрия Никулина, с 1880-х годов находился цирк Саломонского, чьи представления славились удивительными сценариями (сам Саломонский до директорства был лучшим московским цирковым наездником). Вот, например, объявление в газете "Московский листок" от 9 января 1904 года: "В пятницу, 9 января, большое монстр-представление. В третий раз новая водяная пантомима: "Лесная девочка", большая обстановочная пантомима в 3 картинах. Плавающие лошади с наездниками, индейские быки, ослы, олени".

И вот опять (уже без удивления, но с энтузиазмом неофита, в очередной раз утверждающегося в своей вере) замечаем: веселая суета, зрелища, торговля, многолюдство, в общем, праздник, который всегда с тобой, - всем этим приметам Цветного бульвара без малого 300 лет. И хотя рынок давно закрыт, а от бульвара почти ничего не осталось в результате его яростного благоустройства, настоящий москвич преисполнен исторического оптимизма и о потерях, конечно, горюет, но твердо знает: нашему любимому городу ничего не страшно. Или почти ничего.

"Сему месту пусту быти"

Это более чем странно, но это факт: при всей дороговизне московской земли в центре имеются места, где ничего не строится. Если бы не топографическое свидетельство, поверить в существование таких в прямом смысле слова белых пятен на теле Москвы было бы невозможно. Речь идет о снесенных в начале 1930-х двух церквах. Знаменитая церковь "Никола Большой крест" находилась в Китай-городе. На ее месте, за зданием конституционного суда на Ильинке, уже 70 лет пребывает хилый газон с десятком деревьев, имитирующих скверик. Сейчас там застенчиво жмутся друг к другу несколько железнодорожных металлических контейнеров, назначение которых в историческом центре города не вполне ясно (сюда и машины-то по самым строгим пропускам въезжают, а контейнеры все лежат неразгруженные - наверное, хозяев этих загадочных грузов уже нет с нами). Стояла церковь больше 250 лет, снесена была летом 1933 года.

Такой же скверик можно увидеть на углу Покровки и Потаповского переулка. Здесь была красивейшая церковь Успения Богородицы на Покровке, редкий в русской архитектуре образец подлинного барокко. Переулок стал называться Потаповским в 1922 году по имени зодчего Потапова, построившего в самом конце XVII века церковь, которую Баженов ставил наравне с собором Василия Блаженного. Существовала даже легенда: пораженный красотой храма Успения Наполеон Бонапарт во время пожара 1812 года поставил охрану, чтобы сохранить архитектурный шедевр. Храм был разрушен позже других культовых сооружений, попавших под каток сталинской реконструкции Москвы, - только в 1936 году. Есть свидетельство, что эту церковь любил нарком просвещения Анатолий Луначарский и отстаивал ее, сколько мог. Тут тоже "белое пятно". Растут березки, лавочки стоят, мужики выпивают, из года в год летом возводится из временных подручных стройматериалов кафе "Летнее".

Дух истории

В школе многие из нас считали, что история - это пара-тройка красивых легенд, байки о далеких походах и ратных подвигах плюс длинный, лишенный какого-либо смысла и логики перечень войн и революций, непонятно с какой целью сменяющих друг друга.

И взрослые, и дети искренне полагают, что хорошо знает историю тот, кто выучил, какой царь за каким следует, и какой военачальник угробил больше всего народа. А если к этому прибавляется еще знание места и времени исторической битвы - поздравляем вас, вы блестяще сдали экзамен.

Историческое сознание с трудом формируется у людей, лишенных исторической памяти, - уж слишком часто в нашей стране прерывалась связь времен. К тому же мифы, на которых базируется историческая наука, не только порождение человеческой фантазии, не только аккумулированный опыт человечества. Есть трудно формулируемое ощущение, что к их возникновению причастны и другие силы, чье происхождение науке неведомо...

Понимание того факта, что история - не одна только хронология, которую нужно вызубрить к зачету и забыть, ко всем приходит по-разному. Может быть, кому-нибудь из наших читателей, покупающих ботинки фирмы Clarks на Пятницкой улице, вдруг придет в голову простая мысль: здесь, на этом самом месте, покупала туфли его прапрабабушка. И мы тешим себя надеждой: стоит лишь читателю дойти до конца этого небольшого исследования, как ему захочется посмотреть на наш город другими глазами. При благоприятном освещении вся Москва предстанет перед ним большой коммунальной квартирой, где в дальней комнате в компании антикварных шкафов и коптящих свечек доживает свой век эксцентричный дедушка, а по светлым и темным коридорам катаются на велосипедах дети и еще не родившиеся внуки.

При участии Галины Ульяновой

Источник: "Политбюро",...03.2003,