31.08.2005 | Музыка

Три классицистских единства

8-й международный фестиваль «Джаз в саду «Эрмитаж» прошел при ясной погоде, и было видно на... 40-50 лет назад

Похоже, что «Джаз в саду «Эрмитаж» намеренно соблюдает все три единства классической драматургии. Единство места — этот самый сад «Эрмитаж», которого — теперь даже страшно подумать — могло и не быть. Единство времени: раз и навсегда — третий уикенд августа. И, наконец, единство образа действия: все три дня пять-шесть коллективов играют, по сути дела, только одно — так называемый хард боп, он же бибоп 40-х, открытый Чарли Паркером, Диззи Гиллеспи и Телониусом Монком, он же современный мейнстрим, открытый в 40-е и не подвергавшейся ревизии примерно с середины 60-х.

Четко запрограммированы и отклонения от генеральной линии. По одному за вечер экскурсу в историю джаза, во-первых; во-вторых, в противоположном направлении — в «актуальное искусство». Первое — «Уральский диксиленд» «челябинского Луи Армстронга» Игоря Бурко, Ансамбль классического джаза Валерия Киселева, на кларнете безупречно воссоздающего малые ансамбли «короля свинга» Бенни Гудмена, а на тенор-саксофоне — редкие записи Коулмэна Хокинса с Дюком Эллингтоном. И, наконец. квартет аккордеониста Владимира Данилина, тоже идущего в фарватере мейнстрима, несмотря на то, что до последнего времени джазмены аккордеон не то чтобы не использовали, а откровенно презирали.

Второе: то актуальное, что с точки зрения джазового мейнстрима лишь пользуется общим с ним принципом ритмичной коллективной импровизации — разные «сплавы» джаза с экзотической этникой и современной электроникой. Это трио берлинских грузин The Shin — зажигательное гурийское многоголосие под фламенко-джаз от соратников юбиляра этого августа композитора Гии Канчели по кино и театральной музыке (Заза Миминошвили -гитара, Зураб Гагнидзе — бас-гитара и Мамука Гаганидзе — вокал и ударные).

Популярный в московских клубах Феликс Лахути со своей пятиструнной электроскрипкой и его «Фанки-лэнд» давно уже дрейфуют в сторону «черного рока» — танцевального фанка и хип-хопа с модным балканско-карпатским колоритом. Саксофонист, резидент московского клуба «Би-2» Олег Киреев вспомнил, что он из Уфы и что у башкир есть то, что все еще интригует пресыщенный Запад — горловое пение.

«Этникой» заинтересовались даже, казалось бы, «правильные» продолжатели своего отца Игоря Бриля — братья Дмитрий и Александр. И сделали целую программу в ориентально-средиземноморском стиле с турецким пианистом Кентом Мете. И для них это определенно шаг вперед.

Все остальное в «Эрмитаже» — все та же «классика», точнее, классицизм, чуть более электрический, как в проекте New-Tone, или чуть более «свободный» (саксофонист Олег Грымов с французом Мишелем Марром).

И это точное отражение положения дел в нашем джазе. Неплохо отлаженная система джазового образования производит себе подобный академизм. Неслучайно студенческий коллектив Анатолия Кролла называется «Академик-бэнд». Но ориентируется не на классический биг-бэндовый репертуар эры свинга, а на Чарли Мингуса и Херби Хэнкока. Это все равно как если бы студенческий симфонический оркестр ориентировался на Скрябина и Шостаковича, а не Бетховена и Брамса. При этом второкурсники у Кролла импровизируют как настоящие профессионалы.

И в самом деле, в эпоху электроджаза «Габена» или Мэтью Херберта изобразить биг-бэнд при помощи компьютерных сэмплов не проблема. А вот раскрыть творческий потенциал будущего джазмена — это да! В общем, браво, маэстро Кролл!

О хедлайнерах. В первый день выступили «Посланцы джаза» -«репертуарный» проект Валерия Пономарева с московскими музыкантами — «черного русского», как его называют в США (the Black Russian, любопытно, что «черный русский» — это еще и коктейль на основе кофейного ликера).

«Посланцы джаза», как известно, название исторического коллектива барабанщика Арта Блейки the Jazz Messengers, в составе которого Пономарев заслужил реноме первого и на настоящий момент единственного нашего соотечественника, вошедшего в историю американского джаза. Сравнения с оригиналом русские «Посланцы» вполне достойны, но… сказав так, я и сам не знаю, комплимент это или нет.

Во второй день на роль хедлайнера претендовала молодая певица Синтия Скотт. Во-первых, потому что она — афроамериканка. Во-вторых, потому, что никакого другого сольного вокала в этом году не было. Кажется, надо самому/самой петь, чтобы оценить ее вокальную выучку. Но творческой самостоятельности, во всяком случае пока, ее интерпретациям джазовых стандартов не хватает.

Самое яркое, как всегда, приберегается на последний день. Увы, живущий в Берлине соратник Кролла по временам «бури и натиска» 60-х Александр Пищиков не смог приехать из-за сердечного приступа, и его проект превратился в авторскую программу упомянутого Марра. Французский трубач тоже по сути дела неоклассицист. Более того, отнюдь не выдающийся артист. Но внимание знатоков он привлек именно за счет того, что воссоздавал более новую стилистику, чем все остальные, — так называемого ладового джаза. И еще: сумел за одну-две репетиции сработаться с трио Владимира Нестеренко и упомянутым уже Олегом Грымовым. Дебютант, надо сказать, свой шанс использовал на все сто.

Легендарный польский саксофонист Збигнев Намысловский, кумир наших джазменов-шестидесятников, несмотря на свои 66 лет, выглядит как мальчишка-вундеркинд и играет с юношеским драйвом. Музыка его альт-саксофона — какой-то магический реализм: в простую вроде бы собственную композицию «Еще не время» он вписывает эпохальную «Высшую любовь» Джона Колтрейна так, что непонятно, где кончается реальность и начинается фантастика. Жаль только, что в отличие от русско-французского проекта не все было как следует отрепетировано. Да еще как назло отключилась подзвучка, мало того, что мешали лишние звуки, так пану Збигневу пришлось общаться с музыкантами на языке жестов…

В полном соответствии с единством образа действия, 8-й «Джаз в саду Эрмитаж» закончился — как и шесть предыдущих — выступлением заокеанского саксофониста. На этот раз саксофониста-флейтиста Джеймса Сполдинга — хоть и не лидера, но непременного участника десятков проектов все тех же 60-х. Ходили слухи, что 68-летний саксофонист не в форме, но он сыграл своих современников — I Mean You Монка, Nica’s Dream Сильвера и — на флейте — «Колыбельную» Гершвина так, что можно было поверить: все лучшее в джазе и впрямь состоялось где-то на рубеже 50-х и 60-х. Не в последнюю очередь благодаря трио пианиста Якова Окуня. Слава о нем как об идеальном фестивальном составе уже долетела до родины джаза: Сполдинг сам просил его себе в аккомпаниаторы. И не ошибся в выборе.

Но когда дело дошло до раздачи призов, оказалось, что фирма «Сони Эрикссон» присудила свой приз «Самому музыкальному музыканту» Владимиру Данилину. Явно за то, что он, увидев приплясывающих на просцениуме детей, умильно процитировал в сольной каденции детский «Танец утят». А приз зрительских симпатий от «Нестле» достался отнюдь не академичному грузинскому трио.

И, между прочим, наибольшие аплодисменты (не считая квартета Сполдинга) достались в общем заурядному Мишелю Марру за то, что он сыграл старый блюз Уилбера Литтла Little People в ритме рок-н-ролла.

Похоже, повторяется знакомая история: джазовых классиков, неоклассиков и классицистов уважают. Но вот любят ли — так же, как полвека назад?

Источник: «Ведомости» №155 (1436), 23.08. 2005 (в сокращении),