23.04.2007 | Арт

Мастера выживания

Русский берлинец Николай Загреков и его советские коллеги в галерее "Наши художники"

Уже стало очевидно, что новая частная галерея "Наши художники", несмотря на свое "экзотическое", элитарное расположение (коттеджный поселок Борки на Рублево-Успенском шоссе), оказалась в эпицентре столичной арт-жизни благодаря выставкам самого настоящего музейного уровня. Пространство галереи, развеска, освещение, подбор работ и авторов (это в первую очередь русские эмигранты первой половины XX века) - Третьяковка может позавидовать. Оттого весть о готовящейся экспозиции Николая Загрекова вызвала, скажем так, недоумение.

Именно ГТГ три года назад устроила ретроспективу этого берлинского художника второго, если не третьего, ряда, уроженца Саратова, в 1921 году навсегда покинувшего Россию и тут доселе неизвестного. Музей, помнится, стали подозревать в коррумпированности: российские наследники Загрекова активны, влиятельны и состоятельны. Так что стало думаться, что они "обаяли" и владелицу помещений на Рублевке Наталию Курникову. К счастью, вернисаж опасения развеял.

Нет, Загреков лучше не стал. Просто теперь показывают работы самого яркого его периода, 1920-го - начала 1930-х годов, времени возникновения в искусстве Германии тенденции под условным названием "новая вещественность", а картины и рисунки самого Загрекова дополнены холстами советских художников этой же поры из собраний Третьяковской галереи и Русского музея. Выставка так и называется: "Новая вещественность" Николая Загрекова и русские художники".

Тут есть очевидная интрига. В самих выставках под лозунгом "новой вещественности" Загреков участия не принимал. Наши художники о его существовании не знали. Сопоставление берлинца с Натаном Альтманом, Федором Богородским, Климентом Редько, Александром Самохваловым и другими звездами искусства прото-соцреализма является очевидной кураторской волей (каковой было и появление самой "новой вещественности" - термина, изобретенного в 1925 году к одноименной выставке в Кунстхалле Манхайма ее директором Густавом Хартлаубом и критиком Францем Роо). Но проект явно удался, и экспозицию очень интересно рассматривать.

"Новая вещественность" ("Neue Sachlichkeit") - это возвращение к предметности после торжества разнузданных полуабстрактных форм экспрессионизма и абсурдистских головоломок дадаистов, искусство факта, "вещность исполнения", как писал Роо.

Конечно, кондовым реализмом это назвать нельзя, хотя на выставках "новой вещественности" было немало идиллических неоклассицистских пейзажей, подражающих старым мастерам или художникам-романтикам начала XIX века. Но были там и работы неподдельного социального пафоса, гротесковые, жесткие, антибуржуазные (достаточно сказать, что к "новой вещественности" примыкали Отто Дикс и Георг Гросс, позже заклейменные нацистскими идеологами как представители "дегенеративного искусства").

Николай Загреков - уж коли оценивать его искусство с позиций "новой вещественности" - занимал позицию межеумочную. Рисовал главным образом портреты - эмансипированных дам ("Спортсменка", "Метательница ядра", "Девушка с рейсшиной"), светских львиц берлинского бомонда ("Портрет госпожи фон Штрюк"), передовиков сельского хозяйства ("Крестьянин с кроликом-призером", "Крестьянин с косой"). Не столько обличал, сколько прославлял современность, но не пылко, а строго и просто. Предельная графичность, ясность линий, четкость контуров, динамичность поз персонажей отличают лучшие картины Загрекова. Очевидно, что художник любуется окружающим его новым миром - как любовались им и советские коллеги с их "Телятницами", "Физкультурницами" и вечно оптимистичными девушками.

В середине 1920-х годов в СССР тоже победил фигуратив - причем естественным путем, а не благодаря партийным директивам (окаянные 30-е еще впереди).

Бывшие авангардисты стремились изображать жизнь в формах самой жизни - чтобы быть к ней максимально ближе, слиться с ее обновленным духом, приблизиться к массе. То было веление времени - а значит, было по-своему новаторским и прогрессивным.

Но мы-то знаем, чем закончилось такое "хождение в народ". Окостенение форм, штампованная живопись, искусство, поставленное на поток. Но добровольное опрощение для многих художников обернулось возможностью выжить под сталинским прессом.

"Мастером выживания" называли друзья и Загрекова, благополучно пережившего времена Третьего рейха, а с его падением передавшего свой дом советской комендатуре. Автор картины "Фойе рейхсканцелярии" (на нынешней выставке ее, разумеется, нет) рисует в конце 40-х портреты Сталина, Ленина, Молотова и Жукова. И уроки "новой вещественности" явно оказались ему крайне полезны.

Но экспозиция в галерее "Наши художники" посвящена мирным 1920-м, эстетическим, а не политическим переменам. Это изящное интеллектуальное построение, остроумный кураторский проект. Оправдание реализма, ныне снова входящего в моду. И не стоит думать о социальных последствиях этой моды. Авось пронесет? И искусство будет жить, а не выживать.

Источник: "Культура" №15, 19.04.2007,