28.03.2007 | Память

Прощание с героем

Умер Михаил Ульянов

В московской клинике Союза театральных деятелей после тяжелой болезни скончался худрук Театра им. Вахтангова Михаил Ульянов. Он не дожил до своего 80-летия нескольких месяцев.

Проще и правильнее всего написать: ушел великий русский артист. В этой фразе все точно — и глагол, и существительное, и прилагательные. Но хочется написать иначе: умер истинно прекрасный человек. Неизменно вызывавший к себе приязнь и уважение. Чуждый всех дурнопахнущих прелестей театрального мира — закулисной пошлости, зависти, интриг.

Отмеченный всеми возможными советскими наградами и регалиями (народный артист СССР, герой соцтруда, лауреат Ленинской и Государственной премий, а еще — шутка ли сказать! — народный депутат СССР, председатель Театрального союза СССР, член ЦК КПСС и Центральной ревизионной комиссии) и все же не пропитавшийся духом официоза. Каботинство и "советчина" не приставали к нему. Были где-то рядом, по соседству, а в плоть и кровь не вошли.

Он казался воплощением человеческой надежности и порядочности, не высокородной — природной (Ульянов был выходцем из низов: родился в селе Бергамак в 400 километрах от Омска, отец был там председателем колхоза). У него было удивительное лицо, равно подходящее для того, чтобы играть ударника соцтруда и римского патриция.

Советская сцена и советский кинематограф остро нуждались в положительном герое, и Ульянов, с его обликом, статью, правильным происхождением, с его сквозящим в каждом движении душевным благородством, оказался как нельзя кстати. Он соответствовал социальному запросу времени по всем статьям и создал бессчетное количество этих самых положительных героев, избегнув при этом фальши и официоза на сцене с той же легкостью, с какой избегал их в реальной жизни. Но в историю искусства он все же войдет не как создатель положительных ролей (их в оттепельные годы было, в конце концов, немало создано и без Ульянова), а как редкий, едва ли не уникальный артист, сумевший во второй половине века убедительно представить на сцене героическое начало.

Ульянов ведь играл не только председателя колхоза, комсомольца-добровольца, маршала Жукова или предельно облагороженного советскими драматургами В.И. Ленина. В его актерской биографии случались и противоречивые натуры (Цезарь, Антоний, Понтий Пилат), и натуры страстные (Митя Карамазов, генерал Чарнота), и даже сущие монстры — от Ричарда III до сиплого мафиозо из "Антикиллера".

Было, тем не менее, нечто объединяющее этих разноплановых героев: почти все они были масштабными личностями. В них сквозила харизма. В них клокотало мужское начало. Они и в грехах своих были исполнены значительности. Их жизнь мерилась не поступками, но деяниями.

Пожалуй, ни один из выдающихся артистов, современников Ульянова, — ни Смоктуновский, ни Олег Борисов, ни Евгений Леонов, ни Евгений Евстигнеев, ни Олег Ефремов — не сумели, да собственно и не пытались играть такие масштабные роли. Их талант был более камерным, более соответствующим природе современного искусства, чурающимся героики и предпочитающим исследовать богатый внутренний мир приватного человека. Ведь с оттепельных времен в сознании интеллигенции прочно укрепилось мнение, что любая героика отдает фальшью, а сохранить самого себя можно только в частной жизни. Ульянов же представил нам нефальшивую героику. Он фактически отдал дань умирающему театральному стилю, но не скомпрометировал себя этим стилем, а реабилитировал и реанимировал сам стиль. Этот народный артист сумел быть не только истинно народным. Он сумел быть еще и величественным.

О нем, чуть перефразируя слова Гамлета, можно было бы сказать: "Он человек был в полном смысле слова. Уж нам такого больше не видать!".

Не знаю, как в жизни — на сцене точно не видать.

Источник: "Известия",27.03.07,