Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко
14.03.2007 | Балет
Перья непойманной «Чайки»Джон Ноймайер перенес пьесу Чехова в балет
Джон Ноймайер, знаменитый американский хореограф, рабтающий в Гамбурге, – один из самых уважаемых интеллектуалов современного балета, и к тому же искренний почитатель русской культуры. Кроме достижений в профессии хореографа, которую он избрал под впечатлением «Спартака» Юрия Григоровича, увиденного в молодости, у Ноймайера серьёзное университетское гуманитарное образование. Его интервью – праздник для любого журналиста: даже в ответ на дежурные вопросы Ноймайер выдает в ответ тонкие художественные эссе.
А его театральные концепции – бальзам на душу тех, кто хочет, чтобы современный балет был не только телораздирающим, но и осмысленным.
Только что ноймайеровский «бальзам» закончился в Большом театре. Истек контракт на показы «Сна в летнюю ночь», одного из лучших балетов хореографа по мотивам одноименной шекспировской комедии. Труппа Большого с удовольствием украсила своим мастерством остроумные танцы и колоритные роли этого спектакля, а главные партии, тщательно подготовленные Светланой Захаровой и Николаем Цискаридзе под руководством Людмилы Семеняки, вошли в число их лучших работ.
В Московском музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко «бальзам» сконцентрировался исключительно в концептуальной части.
Идея проекта «Балетная «Чайка» от самого Ноймайера в театре имени Константина Сергеевича» - самодостаточный артефакт, независимо от качества сценического воплощения.
Столь же упоительна и самодостаточна концепция ноймайеровского спектакля. Что может быть умнее, тоньше и культурнее идеи перевести действие в балетное пространство, где Аркадина и Тригорин выступали бы представителями классики с привкусом рутины, Треплев – борцом за авангардные пластические формы, а драматичная провинциальная артистическая карьера Нины Заречной – работой в дешёвом варьете? Какой простор для балетмейстерской фантазии и эрудиции, какое счастье для артистов, получающих возможность проявить себя в разных танцевальных стилистиках, какой подарок публике – вся история балета в оправе любимого чеховского сюжета. И в качестве бонуса – музыкальный коллаж из произведений Чайковского, под которые танцуют Аркадина с Тригориным, популярной современной перкуссионистки Ивлин Гленни, под барабаны которой мучается поиском новых форм Треплев, Шостаковича, под которого все страдают в свободное от театральной работы время, и Скрябина, подаренного Маше на свадьбу с Медведенко.
Я вполне понимаю зрителей, способных заранее воодушевиться этими великолепными идеями настолько, чтобы выйти после спектакля в убеждении, что так оно всё на сцене и было.
Однако воплощение не достигает высот замысла. Аркадина, чьи костюмы напоминают Анну Павлову – примитивная кривляка; ни материнских чувств (за исключением пары жестов в попытках забинтовать сыну голову), ни артистических качеств примы балетмейстер героине не подарил. Тригорин – самодовольный фанфарон, досадующий лишь, что не сразу получает «запавшую» на него Нину. В роли Треплева базовые движения классики и неоклассики перемежаются конвульсивными изгибами тела, нервными метаниями, судорожными жестами и прочей нехитрой «психологией». Но его мечты о «новых формах» - это полуголые юноши атлетических форм (в политкорректном сопровождении девушек), которые не только участвуют в пресловутом спектакле Треплева, но и ходят за ним на протяжении всего спектакля.
Впрочем, действию это не мешает за отсутствием такового: танец лишь иллюстрирует отдельные фрагменты фабулы. А персонажи столь утрированно карикатурны и однообразны в своем хореографическом решении, что спектакль являет собой пародию не столько на «Чайку» или какую-либо из балетных школ, сколько на постановки самого Ноймайера.
В гости норвежцев позвал берлинский Штаатсбалет, которым второй сезон руководит испанец Начо Дуато. Балет Ghosts в его духе – мрачновато, междисциплинарно, но не опасно и вполне консервативно. И очень стильно.
Испанец Начо Дуато под огнем критики уже с января 2013-го, когда его официально представили в качестве преемника Владимира Малахова. Получить место оказалось легче, чем доказать критике, что ты его заслуживаешь, — никакие достижения в расчет не брались. Вундеркинду 90-х явно показывали, что он не на своем месте. Во всяком случае, в Берлине.