Гитарист-виртуоз, переигравший на своем веку с десятками самых уважаемых и значительных музыкантов, Гэри Лукас (Gary Lucas) в Россию приезжает уже в четвертый раз - и, кажется, не последний. Несмотря на то, что многие из его проектов представляют собой музыку довольно мрачную и угрожающую, сам Гэри оказался очень добрым, веселым и солнечным дядюшкой, с охотой рассказывающим разнообразные истории из своей жизни и размышляющим о собстенных музыкальных занятиях. И пусть сам саундтрек к немому шедевру "Голем", который Гэри представлял в Москве, не слишком впечатлил - зато таким образом Лукас дал нам шанс увидеть это замечательное кино с вполне достойным звуковым сопровождением. К тому же, по его собственным словам, Гэри жаждет привезти в Россию свои главные проекты - возродившихся несколько лет назад The Magic Band и Gods & Monsters. Вот и будем ждать. В беседе с корреспондентом Звуков.Ру музыкант, поглощая обед, рассказал о своем отношении к сатанизму, истории проекта "Голем", работе с Джеффом Бакли (Jeff Buckley) и самим Капитаном Бифхартом (Captain Beefheart), а также множество других весьма занимательных сюжетов.
- Вы уже не первый раз в России - отчего зачастили, вам здесь нравится? Есть что-то специфическое в русских слушателях?
- О, да, это великая страна, я люблю её! Я бы, может, даже сюда переехал (смеется). А аудитория - лучшая, для которой я когда-либо играл, правда. Самая отзывчивая, искренняя, душевная. Я не преувеличиваю, это действительно потрясающе! Я живу в Нью-Йорке, и там зрители всем пресыщенны - когда ты поднимаешься на сцену, на тебя всегда смотрят так, будто ты должен что-то кому-то доказать. В России же есть какая-то настоящая искренность, душа - вот почему вы, ребята, лучшие в мире (смеется).
- Какова история проекта "Голем", с которым вы приехали на этот раз? Почему вы выбрали этот фильм?
- Это длинная история. Когда я был маленьким, я любил хоррор, научную фантастику, фэнтэзи. Был такой журнал в начале 60-х - он назывался "Famous Monsters", и там иногда публиковали картинки из немых фильмов. Как-то раз я увидел там кадры из "Голема" и подумал - о, это действительно странно! Еврейский Франкенштейн, монстр, оживленный раввином. То есть даже не монстр, а этакое сверхсущество, созданное, чтобы защищать еврейский народ. И эта идея, этот сюжет меня очень зацепили, но я никак не мог посмотреть фильм - знаете, его очень редко показывают. Но я запомнил "Голема", как нечто, что мне хотелось бы в дальнейшем исследовать подробнее. А в 1989-м в Нью-Йорке был фестиваль Next Wave, и меня попросили сделать какой-нибудь музыкальный проект, связанный с другой формой искусства - с балетом, с театром, с чем угодно. И я подумал - ОК, было бы круто сделать что-нибудь с немым кино, может, "Голем" подойдет? Еле нашел копию в музее современного искусства, пришел, они меня посадили в отдельную комнату - я увидел "Голема" и влюбился в него. Я понял, что это как раз то, что необходимо мне и моей музыке. А потом решил привлечь к этому делу моего старого друга Уолтера Хорна (Walter Horn).
- А вы с ним давно знакомы?
- Ну да, ещё когда мы были детьми, мы практиковали всякие музыкальные эксперименты - манипуляции с пленками, какую-то дикую музыку. У нас была группа, и мы играли на каких-то праздниках в начальной школе. Кстати, мы играли известную джазовую композицию под названием "Полночь в Москве". Там была такая русская мелодия - па-па-па-па-па - па-па-па - па-па! (напевает мелодию "Подмосковных вечеров") - это известная песня, да? Ну вот, мы ее играли.
- И что было дальше с "Големом"?
- Мы встретились с Уолтером осенью 89-го и разделили: он берет сцену, я беру сцену, и так далее - в общем, полноценная коллаборация. К его клавишным я прибавил свои эффекты - и получился целый оркестр, это было по-настоящему круто. Мы сыграли дебют в нью-йоркском музее кино - там была Лори Андерсон (Laurie Anderson), она подошла ко мне и сказала: "Это было по-настоящему великолепно!". В каком-то журнале о современной музыке написали, что лучшей работой этого фестиваля был "Голем"... И я подумал - а что, я бы, пожалуй, продолжил. Но Уолтер выпал, потому что у него была каждодневная работа - ну, что ж, решил я, будет у меня свой маленький "голем-бизнес". Сделаю такого монстра. Кстати, свою группу The Gods & Monsters я тогда же первый раз и собрал. Все на одну тему, получается.
- Как бы вы определили роль своей музыки, ее соотношение с кино?
- Поскольку это немой фильм, музыка фактически играет как актер, как один из персонажей. В любом случае, саундтрек значит очень много. Я такой гитарный экспрессионист, пытаюсь выразить все, что ощущаю по поводу "Голема", с помощью своих инструментов. Примерно как аккомпаниаторы немых фильмах в 20-х - я как тот парень, что играл на пианино в кинотеатре. Какие-то маленькие темы, много импровизаций, постоянные изменения - вот то же самое делаю и я, и я делал это уже сотни раз по всему миру.
- Вы каждый раз играете что-то совсем новое, или это полная импровизация?
- Каждый раз по-новому. То есть, конечно, это всегда примерно одно и то же - но всегда по-разному. У меня есть множество разных придуманных ключей, которые я как бы подбираю к действию фильма. Я полностью в него погружаюсь, я играю, непосредственно находясь в нем. И каждый раз, когда я его смотрю, я вижу в нем что-то новое. Вообще, скажу я вам, это не кино, а настоящее сокровище.
- А ничего, что вы его уже 100 с лишним раз посмотрели?
- Э, ну это да, конечно, от этого устаешь... Но я в любом случае немножко сумасшедший в этом плане, так что ничего.
- Вы же вообще часто пишете музыку для кино? Какие фильмы вы предпочитаете для саундтреков?
- Мне часто заказывают мрачные фильмы или какие-то вещи, посвященные человеческому страданию. Я много писал для всяких документальных фильмов ABC - к примеру, к картине об Унибомбере, этом безумном анархисте, который жил в лесу и рассылал посылки с бомбами всяким чиновникам и работникам транснациональных корпораций, к фильму об убийстве Мартина Лютера Кинга. Как в воздухе запахнет смертью - обращаются ко мне, я к этому привык. Хотя это немножко глупо, чего уж там. Ну, то есть я знаю, почему это так - большая часть моей музыки звучит как-то призрачно, звуковые зарисовки безумия, что-то вроде исследования сознания писателя-фантаста. Знаете, мы только что разговаривали тут о всяких норвежских дет-металлических группах - я и вправду хочу это послушать. Мне почему-то нравится воплощать именно эти стороны своего воображения в мир, это действительно интересно. Но я люблю жизнь! Я никакой не сатанист, я терпеть не могу всю эту фигню про дьявола. Я иногда ношу черное, но я люблю все цвета, и мне по-настоящему нравится быть живым!
- Да, по вам это видно. А вообще, почему, на ваш взгляд, в последнее время так много музыкантов стали как-то работать с немым кино?
- Ну, это ведь вызов. Это как реанимация, как оживление монстра. Придумывая новый саундтрек, вы можете по-новому прочитать произведение искусства, изменить. Конечно, это может его и погубить. Но в то же время это дает тебе новое поле для игры, можно использовать это для выражения новых идей. Я вообще очень люблю фильмы, мне кажется, что кино - это богатейшее из искусств, потому что там есть все: звук, изображение, движение. Некоторые люди бы поспорили - Captain Beefheart, к примеру, считал, что самым прогрессивным искусством является живопись. И он говорил, что пытается сделать свою музыкой плоской, как картина. Он, к примеру, никогда не использовал эхо в записи. Мы ему часто говорили: "Давай тут добавим эффект, обогатим звучание, людям больше понравится", но он сразу отвечал: "Нет, нет, я хочу, чтобы моя музыка была плоской, как картина". А впрочем, это довольно психоделично.
- Ага, психоделично. А что для вас вообще означает это слово? Вашу музыку, кажется, именно им чаще всего и описывают.
- А я и не против. Мне кажется, лучше всего его объяснить как способ проявить свой разум. Такая попытка создания альтернативной реальности, только в музыке. Такой, чтобы люди услышали, и в их мозгах начало происходить нечто новое, до тех пор неизведанное. И это прекрасная функция искусства - создавать для людей мир новых возможностей, это вдохновляет. Знаете, я, когда играю, как бы беру слушателей с собой в путешествие. Рисую картины музыкой. Вы знаете, окружающая реальность вокруг нас порой так жестока: Я же живу в Нью-Йорке - и иногда впадаю в жесточайшую депрессию от того, что происходит. А музыка - это такой способ освобождения. И мне нравится тот идеал психоделии, что был в 60-х - настоящее приключение, подлинная революция.
- Вы ведь еще и с новым альбомом приехали?
- Да, это альбом моей группы Gods and Monsters - и впервые за много лет с новым материалом. Я потратил много времени и усилий на эту пластинку. Она называется "..follow" и выходит пока только в России. Там, в числе прочих, участвует Дэвид Йоханссен (David Johansen) из New York Dolls, он мой очень старый друг. Поет французская дива Элли Медейрос, у которой было много хитов в 80-х, нечто вроде эротического варианта Сержа Гейнсбура (Serge Gainsbourg) с придыханием, ну и я тоже пою. Джонатан Кейн (Jonathan Kane) из Swans на барабанах, как всегда. И пара молодых духовиков. В общем, это такая славная звуковая мешанина. Очень психоделическая запись (смеется). Ну и одна из моих наиболее вдохновенных гитарных работ.
- А вы в Gods and Monsters с Джеффом Бакли играли?
- Да не то слово - он и пришел из Gods and Monsters! Все думают, что я был его гитаристом - да наоборот, он был моим вокалистом! Мы работали с ним несколько лет, пока он не подписал контракт с Sony, и я написал с ним вместе несколько песен - Grace, к примеру. Джефф был фантастическим музыкантом. Все, что вы о нем говорят, правда. Я мог дать ему какую-нибудь свою гитарную заготовку, и он возвращался с прекрасной мелодией и отличным текстом.
- Но все-таки в первую очередь вы известны как гитарист поздних Captain Beefheart and The Magic Band. Чем для вас было сотрудничество с Капитаном?
- Когда я еще был школьником и первый раз увидел его концерт в Нью-Йорке, я тут же сказал себе: это лучшее, что я когда-либо слышал, и если я когда-нибудь и буду играть музыку профессионально, то в этой группе. А потом, через 6-7 месяцев, он приехал с концертом в мою школу, и меня попросили у него взять интервью. Я очень нервничал, у меня диктофон в руках дрожал - этот парень был на обложке Rolling Stone, а теперь я у него беру интервью! К тому же, от него какая-то сверхъестественная энергетика исходила. Но когда я с ним начал говорить, он оказался очень милым и открытым человеком. Мы расстались друзьями, иногда виделись, и как-то я ему сказал: "Если ты снова соберешь группу, я буду совершенно счастлив играть с тобой". Он сказал: "Правда? А ты ещё и на гитаре играешь?" Ну, я ему не говорил, потому что думал, что недостаточно хорош. Я ж играл в таком английском рок-стиле, а у него было совсем другое - там надо было пальцами играть, слайд и так далее. Но я слушал записи и потихоньку учился. И вот в середине 70-х он был в туре вместе с Заппой (Frank Zappa) и приехал к нам. Я сказал: "Помнишь меня?" Он обнял меня: "Гэри, о, конечно! Если еще хочешь играть, приезжай с гитарой в Бостон, у нас там концерт с Фрэнком будет". Я сел на автобус, приехал, поиграл - и ещё через несколько лет, в 1980-м он мне позвонил и сказал, что, мол, хочу собрать группу. Я работал, как сумасшедший - тратил шесть недель, чтобы выучить одну минуту музыки. И это была абсолютная фантастика.
- А как вышло так, что The Magic Band несколько лет назад снова собрались вместе без своего главного участника?
- Идею подал барабанщик Джон Френч (John French). Он меня пригласил - и я сказал: "Хорошо, а чего с вокалом делать будем?" Он ответил: "Петь буду я, потому что я знаю его манеру". И, знаете, он отлично справляется. Мы хорошо развлеклись и очень хорошо поработали, и это того стоило.
- Вы знаете, чем сейчас вообще занимается Капитан?
- Я с ним последний раз разговаривал в 1984-м. Он живет отшельником, только рисует, потому что он совершенно не желает иметь дело с музыкальным бизнесом.
- А что он думает про этот ре-юнион, вы не в курсе?
- Нет. Ему, может, и не понравилось бы, я не удивлюсь, потому как он любил только те вещи, которые он полностью контролировал. Но для меня это не проблема. Я считаю, что мы отдаем этой музыке должное, очень аккуратно и с душой играем ее, и таким образом возвращаем ее молодым людям, которые никогда о ней не слышали.
После исполнения музыканты и директор ансамбля Виктория Коршунова свободно беседуют, легко перекидываются шутками с Владимиром Ранневым. Всё это создаёт такую особую атмосферу, которую генерируют люди, собравшиеся поиграть в своё удовольствие, для себя и немного для публики. А как же молодые композиторы?
Концерт Берга «Памяти ангела» считается одним из самых проникновенных произведений в скрипичном репертуаре. Он посвящен Манон Гропиус, рано умершей дочери экс-супруги композитора Альмы Малер и основателя Баухауза Вальтера Гропиуса. Скоропостижная смерть Берга превратила музыку Концерта в реквием не только по умершей девушке, но и по его автору.