Авторы
29.06.2006 | Концерт
Со своим уставомЛондонский симфонический оркестр сверкнул на “Звездах белых ночей”
Лондонский симфонический — одна из мегазвезд фестиваля и единственный приглашенный оркестр в цикле симфоний (остальные отважно вытягивает на себе оркестр Мариинского театра). Оркестр выступил не на Мариинской сцене, а в Большом зале филармонии, где в свое время прошли премьеры семи из 15 симфоний Шостаковича.
Программа Гергиева была выстроена на контрасте между кукольным балаганом Первой симфонии Шостаковича-студента и исходом Четвертой, завершенной в разгар травли в 1936 г.
Острые соло Первой симфонии, в которой инструменты ведут себя как театральные персонажи, выгодно представили прославленный оркестр. Кажется, у лондонских оркестрантов инструменты сделаны из иного, чем у нас, материала (в этом, возможно, есть доля правды). Редко услышишь столь звонкую литавру с долгим отзвуком. Литаврист же интонировал свою партию едва ли не тоньше, чем духовые.
Абсолютная слаженность в этом оркестре — будни, а не праздники. Слышно, что синхронность не рождается в мучительных репетициях, — она в генетической памяти исполнителей.
В Первой симфонии непривычно сдержанный жест Гергиева почти не вмешивался в ладный оркестровый механизм. И овацию после Первой дирижер уступил оркестру, по нескольку раз представляя солистов и группы.
Но в Четвертой к строгости жеста добавилась властность, и все нити огромного оркестра сошлись в солнечном сплетении дирижерского пульта. Благодаря стальным темпам поток мысли был внятен и непрерывен. Жесткий контроль стал особенно нагляден в турбулентном фугато первой части, где струнные вихри могут начисто смести метр даже самого качественного оркестра. Гергиев справился с управлением — оркестр ни разу не занесло на крутых виражах.
Знаменитое завершение симфонии работает на физиологическом уровне — уходящее время забирает с собой дыхание и замедляет пульс. Если все делать в соответствии с партитурой (что не так-то просто), зал погружается в летаргию.
Все было найдено верно — и мерный темп, и медленное истаивание, и сомнамбулическая челеста. Когда отлетел последний звук, Гергиев продержал бездыханный зал в тишине еще секунд 15 (можно было сосчитать по медленному сердцебиению), на что зал ответил 15-минутной овацией.
Песни челябинцев рассказывают о жизни провинциальных панков, откуда-то из центра России, зажатых между панельных домов под небом, задымленным заводами. Существуя в этих унылых урбанистических локациях, лирические герои не особо склонны тосковать по своей судьбе. Напротив, они “всегда молоды и вечно довольны”, лупят в дворовый футбол, носятся по улицам на великах и при первой возможности хватают рюкзаки, чтобы утопать в поход.
Якутская DIY-сцена, развивавшаяся изолированно от остального СНГ к настоящему моменту превратилась в нечто совершенно особенное. Первые же неряшливые риффы собрали раскисших вторничных посетителей в плотный комок, который бурлил без остановки до конца сета.
