09.02.2006 | Язык

Ложная тревога и подлинная…(2)

Языковая картина мира

Зачем нужна грамотность?

Едва ли уровень грамотности в настоящее время серьезно снизился. Количество орфографических и пунктуационных ошибок во вступительных сочинениях было чрезвычайно велико двадцать пять лет тому назад и таким и остается. Но печатные издания выходили практически без ошибок. Конечно, это происходило благодаря внимательной работе профессиональных корректоров. Что же касается жанров письменной речи, в которых корректуры не было (например, частной переписки), то и раньше многие люди писали неграмотно, и сейчас продолжается то же самое.

Однако для общей характеристики языковой ситуации существен не столько уровень грамотности частной переписки, сколько жанры массовой коммуникации. У многих людей развита зрительная память, и при отсутствии специальной орфографической рефлексии, многократно сталкиваясь с неправильным написанием, они к нему привыкают и начинают воспринимать как допустимое.

Я уже упоминал о том, что неграмотные написания стали нередко появляться на страницах газет; что еще хуже, грубые орфографические ошибки встречаются и в телевизионных субтитрах, воздействуя тем самым на еще более массовую аудиторию. Однако, с точки зрения уровня грамотности в обществе, главную тревогу могут вызывать различного рода интернет-форумы, на которых за грамотностью, как правило, никто не следит, но которые, в отличие от частной переписки, доступны массовой аудитории и оказывают на нее определенное воздействие. Именно с распространенностью массовой интернет-коммуникации связано, на мой взгляд, наблюдаемое в настоящее время падение престижности грамотности.

Надобно заметить, что двадцать лет тому назад уровень грамотности в самиздатских текстах, несмотря на отсутствие корректуры, был значительно выше по сравнению с современным русским Интернетом. Это, на мой взгляд, было связано с тем, что самиздатом занимались по большей части в интеллигентских кругах, в которых уровень грамотности был достаточно высок (я отвлекаюсь от «неинтеллигентских» жанров самиздата, таких, например, как «девичий альбом», — они как раз особой грамотностью не отличались). Большое число орфографических и пунктуационных ошибок в самиздатских копиях «Русофобии» И. Р. Шафаревича позволили мне сделать вывод о невысоком культурном уровне той среды, в которой «Русофобия» распространялась (см.: Шмелев А. По законам пародии? // Знамя. 1996. №6). Особенность настоящего времени, как кажется, в том, что грамотность перестает восприниматься как неотъемлемое свойство культурного человека

Относиться к этому можно по-разному. Еще в 1915 году известный педагог К. Г. Житомирский в своей книге «Молох XX века» высказывал мнение, что излишнее значение, которое придается в российском обществе (в частности, в гимназическом обучении) безошибочному письму, ведет к «бесполезным затратам» и потому от него, как от любого излишества, следовало бы отказаться. Еще в большей мере это можно отнести к «орфографическому режиму», установившемуся в Советском Союзе. С другой стороны, неграмотно написанный текст значительно хуже воспринимается, на его прочтение нужно больше времени. Да и вообще грамотное письмо традиционно считается частью культуры. Поэтому меня лично падение престижности умения грамотно писать огорчает; но изменить эту тенденцию не так просто.

Изменения «языковой картины мира»

Однако тревога, связанная с языковыми изменениями, «порчей языка», не совсем беспочвенна. Дело в том, что язык отражает определенный способ восприятия и устройства мира — «языковую картину мира». Совокупность представлений о мире, заключенных в значении разных слов и выражений данного языка, складывается в некую единую систему взглядов и предписаний, которая навязывается всем носителям языка. Представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде, так что человек принимает их на веру, не задумываясь. Пользуясь языковыми выражениями, содержащими неявные смыслы, человек, сам того не замечая, принимает и заключенный в них взгляд на мир.

Подробнее о понятии «языковая картина мира» и об особенностях русской языковой картины мира рассказано в нашей статье: Зализняк Анна А., Левонтина И., Шмелев А. Ключевые идеи русской языковой картины мира // Отечественные записки. 2002. №3.

Сниженная речь и цинический взгляд на вещи

Своими особыми «картинами мира» характеризуются и различные разновидности одного языка. Так, в статье, посвященной скверноматерным выражениям в русском языке, Ю. И. Левин заметил, что мир, описываемый данной лексикой, — это мир, «в котором крадут и обманывают, бьют и боятся, в котором “все расхищено, предано, продано”, в котором падают, но не поднимаются, берут, но не дают, в котором либо работают до изнеможения, либо халтурят — но в любом случае относятся к работе, как и ко всему окружающему и всем окружающим, с отвращением либо с глубоким безразличием».

Левин Ю. И. Об обсценных выражениях русского языка // Russian Linguistics. 1986. № 10

Иными словами, матерщина по самой своей природе выражает цинический взгляд на мир, и есть смыслы, которые на матерном языке просто невозможно выразить. Поэтому расширение сферы использования скверноматерной лексики приводит к тому, что расширяется круг людей, которым навязывается соответствующий взгляд на жизнь, — а это уже может вызывать тревогу. (Впрочем, проблема матерщины имеет еще правовой аспект. Имеется довольно существенное число людей, которые не хотят слушать скверноматерную брань или читать напечатанные матерные слова en toutes lettres, и их права должны уважаться. Поэтому запрет на матерные выражения в средствах массовой информации можно приветствовать. В то же время нелепо было бы запрещать матерщину в частной беседе или произведениях, адресованных тем, кто не придерживается столь жестких правил. Тем более очевидно, что бывает невозможно обойтись без упоминания скверноматерных выражений в научных сочинениях, специально посвященных их функционированию; понятно, что лингвист, приводящий их, не матерится, а занимается цитированием чужой речи.)

Наплыв речений, заимствованных из уголовного жаргона или просто сниженной, «приблатненной» речи (разборки, кидалово, разводить, лохи), также навязывает специфический, «блатной» взгляд на жизнь и соответствующую систему ценностей: «Умри ты сегодня, а я завтра».

В этой системе подлинные ценности девальвируются, заменяются блатными аналогами. На «фене», «блатной музыке», как и на скверноматерном языке, невозможно выразить чистые чувства, искреннюю веру, бескорыстную любовь — все это неизбежно окрашивается в цинические тона.

Таким образом, опасность массового вторжения в литературную речь элементов, присущих различным видам «сниженной» речи, носит вовсе не лингвистический характер. Дело не в «порче» языка, а в «порче нравов»; точнее, в том, что неприметным образом циническое представление о мире подается как нечто само собою разумеющееся, не имеющее альтернатив.

Иноязычные заимствования

Существенно влияют на языковую картину мира и иноязычные заимствования. Заимствование бывает оправданным в тех случаях, когда заимствованное слово заполняет лакуну в русской языковой картине мира. Самый простой случай — появление новой реалии, которая до того появилась за границей и уже получила свое наименование на одном из иностранных языков. Конечно, для обозначения новой реалии вовсе не обязательно брать иноязычное слово: можно воспользоваться богатейшими словообразовательными возможностями русского языка; но иногда оказывается проще, не прибегая к словообразованию, использовать готовое слово. Заслуживают внимания случаи, когда мы имеем дело не столько с новой реалией, сколько с новым способом смотреть на мир. Интересной в этом плане оказывается категория интересного. Определить, что такое интересное, достаточно сложно; но во всяком случае ясно, что это не просто нечто любопытное, занимательное. Категория интересного занимает важное место в современной жизни: преподаватели стремятся пробудить у учащихся интерес к изучаемому предмету, создаются клубы по интересам, разносторонние люди интересуются самыми разными явлениями. Распространенный способ отказаться от обсуждения какого-либо вопроса — сказать, что он не представляет интереса.

Категория интересного для нас столь привычна, что кажется странным ее отсутствие в традиционном (в частности, средневековом) миропонимании. Для ее обозначения европейские языки выбрали слово, восходящее к латинскому глаголу interesse ‘иметь важное значение’ и первоначально обозначавшее выгоду, пользу. Русский язык первоначально заимствовал слово интерес именно в этом значении ‘выгода, польза’ (ср. выражения в чьих-либо интересах, играть на интерес ‘на деньги’), а затем, вслед за западными языками, перенес заимствованное слово на новую категорию. Поскольку категория интересного раньше в картине мира отсутствовала и была заимствована с Запада, оказалось естественным заимствовать и ее обозначение.

Бывает и так, что заимствованное слово меняет свое значение, приспосабливаясь к языковой картине мира заимствующего языка. Французское слово courage ‘храбрость, мужество, бодрость’, попав в русский язык, втянулось в поле «загула», так что русское кураж имеет мало общего со своим французским прототипом. Но и в этом случае заимствование можно считать оправданным.

В языковой концептуализации мира обнаруживается смысл, для которого нет традиционного обозначения, и один из способов заполнить лакуну — приспособить для выражения этого смысла иноязычное слово, пусть даже «в оригинале» оно значило нечто иное.

Из сказанного, вероятно, уже ясно, что неоправданными мне представляются заимствования, размывающие языковую концептуализацию мира. Скажем, заимствованное слово деликатный (из французского delicat ‘нежный, тонкий; вкусный; хрупкий; щекотливый; впечатлительный; тактичный; прихотливый’) в русском языке значительно сузило значение и употребляется только для оценки тактичного поведения в сфере человеческих отношений. Это соответствует вниманию к отношениям между людьми, характерному для русской языковой картины мира. Такое заимствование можно считать вполне оправданным: слово деликатный не полностью синонимично таким прилагательным, как чуткий или тактичный. Однако в последнее время, как заметила Ирина Левонтина, слово деликатный стало «расширять» свое значение. Конечно, на самом деле, речь может идти не о «расширении» значения, а о том, что слово заново заимствуется из западных языков (скорее всего — из английского) и употребляется, например, в рекламе в сочетании деликатная стирка. Такое вторичное заимствование расшатывает сложившийся фрагмент русской языковой картины мира, в котором понятие деликатности занимает весьма важное место. Говоря о стирке, гораздо лучше было бы использовать русское по происхождению прилагательное бережный

Источник: "Отечественные записки", № 2 (23) (2005,