17.01.2008 | Архив "Итогов" / Общество / Язык

Пропавшая грамота

Наряду с погодой и здоровьем едва ли не самая излюбленная неспециалистами область - это язык

"О языке как о врачах и медицине, берется судить каждый житель страны", - справедливо писал когда-то Солженицын. Чаще всего такие разговоры выражают озабоченность "порчей" языка, тем, что иноязычные заимствования, жаргонные словечки, матерная брань хлынули в повседневную русскую речь и даже в печать. Вот только повлиять на развитие языка такие разговоры способны не больше, чем жалобы на плохую погоду - прогнать ненастье.

Не помогает здесь и государственное регулирование. Правила языка не устанавливаются властями, а формулируются на основе наблюдений над живой речью. А живая речь развивается стихийно, по собственным законам. Иногда делаются попытки целенаправленно влиять на развитие языка в рамках так называемой языковой политики или даже вводить какие-то санкции за употребление тех или иных выражений (скажем, штрафовать за использование заимствованных слов). Но в целом жизнь языка внешнему регулированию неподвластна.

Однако есть отдельные связанные с языком области, в которых сознательное регулирование играет решающую роль. К ним относится, в частности, правописание.

Авторитетные инстанции принимают решение, и с этого момента то или иное написание признается "правильным". Конечно, писателя или издателя в свободной стране трудно принудить следовать этим правилам, если они предпочитают их игнорировать. Но правилам правописания учат в школах, и учащиеся должны им следовать, если не хотят получить плохую оценку. Соответственно оцениваются и работы на вступительных экзаменах.

Когда школьники подрастают, они принимают правила как должное, даже если не смогли полностью овладеть ими. Наличие общепринятого правописания удобно и полезно, потому что чрезвычайно облегчает процесс чтения. Когда мы читаем, мы не складываем заново слова из букв - глаз сразу узнает облик слова. Так что и издатели, заинтересованные в том, чтобы не отпугнуть читателей, следуют принятым правилам. Всевозможные "усовершенствования" правописания, вообще говоря, нежелательны: даже несовершенная традиционная орфография хороша уже тем, что она привычна. Здесь оправданы консерватизм и традиционализм.

Другое дело - написания, которые не устоялись и могут вызывать затруднения даже у грамотных людей. В современной русской орфографии это слитные и раздельные написания (и написания через дефис), употребление прописных и строчных букв. Как следует писать: Дед Мороз, дед-мороз, Дед-Мороз или дед Мороз? В 70-е годы студентам - иногда на пари - предлагали написать имя Мао Цзэ-дун (тогда оно писалось именно так, затем в газетах утвердилось написание Мао Цзэдун), большинство с задачей не справлялись. Впрочем, и многие учителя-словесники не всегда могут выбрать правильное написание. А расстановка знаков препинания в некоторых случаях вызывает сомнения и споры даже среди преподавателей университетских кафедр русского языка.

Устоявшаяся практика часто не соответствует букве действующих правил. Например, по правилам надо было бы писать слитно: конституционномонархический, а принято - через черточку: конституционно-монархический.

До сих пор не вполне едина практика (и нет общепринятых правил) написания слов, относящихся к сфере религии, - наследие того времени, когда большевики пытались заставить всех писать слово Бог с маленькой буквы, надеясь, очевидно, что Он перестанет существовать.

Именно на регулирование таких случаев и должна быть направлена деятельность реформаторов правописания. Раз единой традиции нет - надо выбрать самое логичное из употребительных написаний или допустить вариации. Не случайно самое фундаментальное упорядочение орфографии, проведенное в России, собственно реформой не было. Просто академик Яков Грот опубликовал свой труд "Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне" (1873) и практическое руководство "Русское правописание" (1885), которые и легли в основу орфографии, действовавшей до 1918 года.

Более радикальные реформы, зачастую идеологического характера, обычно поддерживались репрессивными мерами по отношению к тем, кто не готов был сразу им подчиниться. Первая реформа русского письма была осуществлена в 1708-1710 годы императором Петром I. В 1708 году он издал указ напечатать "новоизобретенными русскими литерами", начертание которых было приближено к начертанию печатных букв латинского алфавита, ряд книг светского содержания, а в 1710 году утвердил образец новой азбуки, в которой старые ("церковные") буквы были заменены на новые ("гражданские"). Из азбуки были исключены некоторые "лишние" буквы церковной кириллицы (например, "кси", "пси", "омега"). В кириллице были "дублетные" буквы: "s" ("зело") и "з", "и" и "i", "ф" и "q" ("фита"). Очевидно, чтобы приблизиться к латинскому алфавиту, Петр выбросил "з" (оставив "зело"), "и" (оставив "i") и "ф" (оставив "фиту"). Однако впоследствии "з", "и" и "ф" были восстановлены, а реформой Академии наук 1735 года была исключена "s" (осталась только "з").

Не менее радикальной была и более близкая к нам по времени реформа 1917 - 1918 годов. Основывалась она на предложениях Орфографической подкомиссии Императорской академии наук, работавшей в 1904 - 1912 годах.

Эти предложения были направлены на упрощение орфографии и с точки зрения абстрактной науки выглядели вполне обоснованными. Предлагалось упразднить "ъ" на конце слов, дублетные буквы - "i" и "фиту", а также "ять", которая к тому времени в большинстве областей совпала в произношении с "е" (правда, не везде - Василий Шульгин, происходивший из южных областей, вспоминал, что в 1907 году ему показался чужим "гвардейский акцент" государя, который выговаривал "ять" как "е"). Однако проект реформы предполагал слишком решительный разрыв с традицией и потому вызывал возражения.

Но когда разрыв с традицией пугал большевиков? Так что среди декретов новой власти оказался и декрет, предписывающий всем перейти на новую орфографию, хотя в качестве послабления указывалось, что временно и следование старым нормам не будет считаться ошибкой. Однако когда выяснилось, что слишком много издателей продолжают пользоваться старыми правилами, по типографиям стали ходить революционные матросы, которые изымали из наборной кассы литеры с буквами, упраздненными декретом: "ять", "фиту", "i", а заодно и "ъ", чтобы его не печатали в конце слова. В результате в середине слова "ъ" пришлось заменять апострофом, так что появились написания: "с'езд" , "из'ять", "об'явление".

Теперь новое правописание утвердилось и само вошло в традицию. В эмиграции еще долго русские книги и газеты издавались по старой орфографии, однако постепенно все большее число изданий переходило на новую, которая перестала ассоциироваться с большевистским произволом. И лишь в последнее время на волне возрождения всего "старого", дореволюционного, стали появляться предложения вернуться к старой орфографии.

Совсем недавно в журнале "Москва" появилась заметка, в которой автор указывал на то, что новая орфография особенно пагубна для печатания церковных текстов.

Он упоминал, в частности, что при новой орфографии перестали различаться слова "мiръ" (Вселенная) и "миръ" (отсутствие войны), что подчас приводит к путанице, а написание приставки "без" с буквой "с" может привести к прямым кощунствам, когда в словах с такой приставкой появляется "бес", в том числе в таких сочетаниях, как Бессмертный Царь. Автор предположил, что большевики, проводя орфографическую реформу, специально стремились к путанице и кощунству.

Пожалуй, правило о написании таких приставок, как "без", в определенных случаях с буквой "с" действительно было бестолковым (или, если писать по-старому, безтолковым). Едва ли, однако, есть основание в данном случае предполагать у большевиков особое премудроковарство. Они просто последовательно провели реформу, подготовленную задолго до переворота Орфографической подкомиссией. А та исходила из сугубо абстрактных, академических соображений.

Другой вопрос - перевешивают ли плюсы реформы ее минусы. Плюсы - это явное упрощение орфографических правил: ученикам теперь не надо ломать голову, где писать "е", а где "ять".

Минусы - это, например, то, что на письме оказались утраченными многие различия, так что теперь приходится ломать голову при чтении таких слов, как "ели" (от глагола "есть" или от слова "ель"?), "лечу" (от "лечить" или от "лететь"?), "вести" (от "весть" или это глагол?). Конечно, главный минус - разрыв с традицией, когда написанные слова вдруг потеряли привычный облик. Но сейчас-то все привыкли к новому облику слов, и если заново заставить людей учить правила употребления буквы "ять", многие могут воспринять это как чистое издевательство.

Несостоявшаяся реформа 1964 года, которая была направлена на то, чтобы сделать нашу орфографию максимально логичной и научно обоснованной, вызвала множество возражений именно потому, что люди не видели необходимости лишать слова того облика, к которому все привыкли. Зачем писать "заец", когда всем привычно написание "заяц"? Орфографическая комиссия предлагала написание "огурци" вместо "огурцы", и Леонид Леонов тогда сказал знаменитую фразу: "Если огурцы будут писаться через и, то я этих огурцей есть не буду". Он хотел обратить внимание на то, что слова с окончанием ы в родительном падеже кончаются но ов (столы - столов), а слова с окончанием и - на ей (ножи - ножей). Он был не вполне прав (есть же такие слова, как дураки - дураков), но ясно, что изменение привычного написания слова было бы ему настолько неприятно, что испортило бы и вкус обозначаемого этим словом плода.

В 1991 году была создана новая Орфографическая комиссия. Она как будто не стремится к разработке проекта новой реформы и работает лишь над уточнением имеющихся правил. Скажем, написание слов с больших и малых букв, всегда носившее отчасти идеологическую окраску, необходимо привести в соответствие с новой реальностью.

И, хотя в нашей жизни можно найти и более животрепещущие проблемы, вопросы правописания неизменно будут вызывать интерес публики. Ведь очень многим приходится иметь дело с орфографией и пунктуацией:

тем, кто сам пишет какие бы то ни было тексты, и тем, у кого дети учатся в школе. Даже тот, кто всего-навсего заполняет какую-нибудь банковскую бумажку, должен не ошибиться в написании числительных. Отправной точкой в спорах о современном русском правописании - спорах, которые, видимо, никогда не прекратятся, могла бы стать статья Солженицына "Некоторые грамматические соображения".

В фактической стороне дела Солженицын в этой статье подчас допускает неточности. Например, он рекомендует написание "возжи", считая, будто это слово образовано от глагола "возить", а написание "вожжи" приписывая большевистским реформам (на самом деле оно было рекомендовано еще Гротом). Но общий дух его статьи, удачное сочетание свежести взгляда со взвешенностью суждений и продуманностью рекомендаций поразительны для нелингвиста. Основной пафос - возражения против "нивелировки" написаний, которая упрощает правила, но затрудняет понимание текста. Так, Солженицын неодобрительно относится к отмене "ять", затруднившей беглое чтение, выступает за написание "е" с двумя точками, чтобы не смешивались, скажем, "все" и "все", предостерегает против введения новых, пусть даже более простых написаний, "оскорбляющих глаз, привыкший к традиции". Он сознает ценность традиции, поэтому часто, даже если какое-то написание вызывает у него возражения, готов "подчиниться принятому".

"

Источник: "Итоги", №35, 1998,