Рисунок Лизы Ольшанской . Рубрику ведет Ирина Щербакова - руководитель молодежных и образовательных программ Мемориала: Больше шести лет назад «Мемориал» вместе с еще несколькими организациями объявили первый всероссийский конкурс исследовательских работ для старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век». Мы стремились стимулировать подростков заняться близкой историей, историей того, что их окружает. Сквозная тема конкурса – судьба человека, судьба семьи на фоне двадцатого столетия, и это прежде всего постоянные перемещения и скитания – по своей, но гораздо чаще по чужой воле – по российским пространствам. Примечательно, как распределяются темы по карте страны. У каждого региона свои болевые точки и своя культурная память. У коренных питерцев – часто возникает тема блокады. В республике Коми большая часть населения – потомки ссыльных или бывших заключенных, в их памяти важнейшее место занимает история ГУЛАГа. Юг России – две доминирующие темы: голод и расказачивание. Из Бурятии идут работы – об уничтожении буддийских храмов и об их восстановлении. Из Калмыкии – о депортации калмыцкого народа. На примере конкурсных работ можно проследить, как переплетается общая национальная память с памятью региональной. Но сквозная тема – это история крестьянской России, и число таких работ не уменьшается. В 2005 году главной темой конкурса стала тема «Человек и война. Цена победы». Более 1,5 тысяч работ, пришедших на шестой конкурс, показывают картину Отечественной войны глазами нынешних 15-18-летних. Они – последнее поколение, у которого еще есть возможность соприкоснуться с живыми носителями коммуникативной памяти. Большая часть участников конкурса – школьники из небольших российских городков, поселков, деревень. Их деды и прадеды – те самые рядовые, из которых сложились миллионные цифры военных потерь. Большинство историй, записанных ребятами, рассказывают о жизни в тылу, в оккупации, об эвакуации, о бегстве, о разбомбленных эшелонах, о потопленных баржах. Это истории пленных и угнанных в Германию; это крайне тяжелая правда о партизанском движении, рассказать которую не берутся сегодня и взрослые историки; это картины непосильного, фактически принудительного труда и постоянных репрессий в тылу – то есть все то, что жило в народной памяти, хотя и вытеснялось из официальной памяти вплоть до 90-х годов. В Стенгазете мы будем публиковать лучшие конкурсные работы и прежних лет, и нынешнего года. Все они печатаются с большими сокращениями. Подробнее о конкурсе можно прочесть тут. Подготовка текстов - Виктория Календарова
«Двухметровую березу и осину загружали в закрытую печь без воздуха и получали порошок. Порошок заливали кислотой. И шел процесс, как производство самогона. Конечно, такое производство уксуса было вредным для здоровья. В кислотном цехе работа адская. Запах немыслимый. Механизации никакой. Всё вручную, лопатой. Вычистят печь, тележку с отходами вывезут на улицу – дышать нечем!»
«В семье было четверо детей. Мать работала в колхозе, а отец ездил по сплавам. В колхозе жилось тяжело, денег не платили, а только трудодни учитывались. Как-то знакомый отца сказал, что на подъезде к Няндоме построили уксусный завод, туда можно устроиться на работу. Вот в 1935 году и переехали мы всей семьей на Уксусный».
"Однажды по займу выиграли 200 рублей. Займы развития народного хозяйства номиналом от 10 до 500 рублей, рассчитанные на 20 лет, выпускались с 1951 года. На все 200 рублей Евдокия Никитична купила пшена. Наварила тогда столько каши, что, кажется, впервые все дети по-настоящему наелись".
Нас накрыли одеялом и вдруг опять рев самолета над нами… видимо, решил нас расстрелять из пулемета, низко пролетел над нами, но в пулемете не было ничего, он взмыл и улетел. Тишина. Я поднимаю одеяло, смотрю, а бабушка Надя стоит на коленях на барже, в руках у нее наша родовая икона Казанской Божьей Матери и говорит: "Дуня, а ведь мы живые!”»
"Кому-то это дом, поднятый из руин, понравился, и на них донесли, что здесь окопались кулаки, приехали забирать мужчин ночью. Мама рассказывала, что все спали просто на полу. Было лето. Выгнали нас, женщин, отталкивали от мужчин, не дали им ничего передать, никакой одежды, ни смены нижнего белья, ни еды – ничего. Только повторялось: кулаки, кулаки! Через два дня нас выгнали из дома".
Отмерено этой церкви всего 32 года. Ведь с приходом революции вера в Бога стала преследоваться. Однако истребить память о церковных традициях и обычаях советской власти так и не удалось. И пусть церковь разрушена, и восстановить ее уже никогда не получится, но память о ней всё жива.