Авторы
Рисунок Лизы Ольшанской . Рубрику ведет Ирина Щербакова - руководитель молодежных и образовательных программ Мемориала: Больше шести лет назад «Мемориал» вместе с еще несколькими организациями объявили первый всероссийский конкурс исследовательских работ для старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век». Мы стремились стимулировать подростков заняться близкой историей, историей того, что их окружает. Сквозная тема конкурса – судьба человека, судьба семьи на фоне двадцатого столетия, и это прежде всего постоянные перемещения и скитания – по своей, но гораздо чаще по чужой воле – по российским пространствам. Примечательно, как распределяются темы по карте страны. У каждого региона свои болевые точки и своя культурная память. У коренных питерцев – часто возникает тема блокады. В республике Коми большая часть населения – потомки ссыльных или бывших заключенных, в их памяти важнейшее место занимает история ГУЛАГа. Юг России – две доминирующие темы: голод и расказачивание. Из Бурятии идут работы – об уничтожении буддийских храмов и об их восстановлении. Из Калмыкии – о депортации калмыцкого народа. На примере конкурсных работ можно проследить, как переплетается общая национальная память с памятью региональной. Но сквозная тема – это история крестьянской России, и число таких работ не уменьшается. В 2005 году главной темой конкурса стала тема «Человек и война. Цена победы». Более 1,5 тысяч работ, пришедших на шестой конкурс, показывают картину Отечественной войны глазами нынешних 15-18-летних. Они – последнее поколение, у которого еще есть возможность соприкоснуться с живыми носителями коммуникативной памяти. Большая часть участников конкурса – школьники из небольших российских городков, поселков, деревень. Их деды и прадеды – те самые рядовые, из которых сложились миллионные цифры военных потерь. Большинство историй, записанных ребятами, рассказывают о жизни в тылу, в оккупации, об эвакуации, о бегстве, о разбомбленных эшелонах, о потопленных баржах. Это истории пленных и угнанных в Германию; это крайне тяжелая правда о партизанском движении, рассказать которую не берутся сегодня и взрослые историки; это картины непосильного, фактически принудительного труда и постоянных репрессий в тылу – то есть все то, что жило в народной памяти, хотя и вытеснялось из официальной памяти вплоть до 90-х годов. В Стенгазете мы будем публиковать лучшие конкурсные работы и прежних лет, и нынешнего года. Все они печатаются с большими сокращениями. Подробнее о конкурсе можно прочесть тут. Подготовка текстов - Виктория Календарова
«...В результате моих хлопот в течение 16 лет я не только не добилась реабилитации своего мужа, но даже не узнала состояние его здоровья и его местопребывание. Мои упорные хлопоты вызваны тем, что я твердо верю в невиновность своего мужа, и, зная весь ужас пыток, применяемых во время следствия в 1937 году, я надеялась, что добьюсь правды, но мои надежды оказались тщетными. Кроме того, я хочу снять с себя и моих детей пятно семьи «врага народа».
В конце 1946 года Николая Алексеевича Суворова арестовали и судили как «врага народа». Главным обвинением было то, что он организовал обучение детей в народных школах в период оккупации. Это действие расценивалось как сотрудничество с фашистами.
История моего рода как будто вторит учебнику истории моего народа. В ней все узнаваемо: бабушка рассказывает о первой мировой войне, о революциях в России, о сталинских репрессиях – все это коснулось моих предков, отразилось на их судьбах. Я ощущаю свою причастность к тому, что казалось мне далекой и почти нереальной историей.
Понятие «эвакуированные» для многих из местных было труднопроизносимым и часто в качестве «синонима» использовались слова «жиды», а в лучшем случае «москвичи». В ходе своего исследования я встретила и некоторые другие синонимы, употреблявшиеся местными жителями: «белая кость», «переселенцы», «беженцы» и даже «дезертиры».
Большую же часть эвакуированных обеспечивали жильем за счет уплотнения местного населения. Натыкаемся в архиве на ранее неопубликованные документы: «При вселении в дома по уплотнению, отношение некоторых местных жителей было явно враждебное. Смотрели, как на приехавших из другого государства, которые нарочно приехали – мешать жить». Очень злое отношение.
Ленинградцев эвакуировали по рекам на баржах, катерах и пароходах, самолетами, автотранспортом, но преимущественно по железной дороге. Дорога была долгой, лишенной каких бы то ни было бытовых удобств, голодной и небезопасной. Переезд в далекий тыл тянулся в среднем около месяца.