«И в то время было тяжело еще вот от чего: то заём, то облигация. А все участвовали. Особенно в 1946–1947 годах на восстановление ходили и собирали деньги администраторы из сельского Совета. А еще были твердые обложения. Нужно было сдать государству в год: 200 л молока, 2 ц картошки, 40 кг мяса, 200 яиц, пол кожи. Есть у тебя, нету – всё должно быть выполнено»

«Женщины ходили перебирать семена. Чем было хорошо, им платили по 15 рублей в месяц деньгами, а помимо этого трудодень писали. Мама и хлеб получила, и какие-никакие деньги. Она, бедняжка, не покладала рук. А дома дети – 7 человек. Держала скотину, зимой стан ставила и ткала холсты. Из них шила нам одежду. Тяжелый у нее был труд»

«Ели даже хомяков, сусликов, мышей, ежей, собак и павший скот. Чтобы дети не погибли от голода, женщины и старики ходили на скотомогильник, куда сбрасывали подохших от сапа лошадей, рубили лошадиные туши на куски и переносили в дом».

«К нам в деревню прискакали конники и известили о том, что страна в опасности. По России прокатилась волна демонстраций с патриотическими лозунгами и призывами за битву до победного конца. Пришлось идти на защиту своего государства».

В августе бывших узниц перевезли в расположение советских частей, в район аэродрома, где также велись допросы. Любимой поговоркой одного из следователей была: «Мы сеем на решето, а в Союзе вас будут сеять на сито». Со слов прабабушки, отношение к ним было неуважительное и даже оскорбительное.

На завтрак узницы получали по кружке кофе низкого качества без сахара. На неделю каждому человеку выдавалось 1,5 кг хлеба из опилок. Хлеб можно было съесть сразу, а можно было растянуть на неделю. На обед − суп из стручковой фасоли. На ужин − ковшик баланды, чаще всего это была жидкая каша на воде.