Для начала: не дорого не получится.
Сегодня в Америке обучение одного врача в резидентуре обходится государству 150 тысяч долларов в год. Тренинг в резидентуре оплачивается из госбюджета через программу Medicaid.
И так, как же приготовить врача? Для начала берем тесто. Это может быть «тесто “ местного производителя или из любой другой страны, но в Америке должно пройти свой контроль качества. Качество проверяется системой экзаменов. Кто сдал, годится в производство.
Секрет заключается в кухне, где врача готовят, шаверма и уличный мангал не подойдут. На кухне должен быть шеф повар кулинар и прочие специалисты, а также специальное оборудование. В любой развитой стране такая медицинская кухня устроена примерно одинаково. Я сразу оговорюсь, как оно там теперь в России не знаю, и судить не берусь, но судя по новостям по моему проблемы кое-какие есть.
Сегодня, с развитием интернета, наверное можно вообще выучить все книжки дома, сдать экзамены и поступить в резидентуру. Интернет позволяет слушать лекции с объяснениями лучших профессоров мира, все книги в свободном доступе. Разумеется этого никто не делает так как нужно показать диплом, но я уверен, что такое вполне возможно и те, кто выучил все сам, и те кто ходил в институт, в резидентуре вряд ли будут сильно отличаться, за исключением того, что студенты института уже были в госпитале и знают как там все устроено и работает.
Вообще профессия врача сильно изменилась и продолжает стремительно меняться, впрочем как и многие другие специальности. Даже шахматисты теперь играют в одной команде с компьютером и называются кентавры. Когда-то врач был тот, кто мог сделать обрезание, поставить клизму или пустить кровь. Потом стетоскоп, мануальный осмотр. Да, были мастера, определяли край печени, какой он там на ощупь, чего-то там выстукивали. Таких как Мясников или Боткин ставят в пример. Они безусловно были звёздами своего времени, но то время давно минуло. Никто не отдает себе отчет, что лучшие врачи того времени знали несравненно меньше чем сегодняшний выпускник мед. вуза. А Пирогова, в общем-то гениального хирурга, сегодня бы даже не взяли в резидентуру по хирургии. Нужны другие мануальные навыки, например умение играть в компьютерные игры с детства. Сегодня стетоскоп больше не инструмент для диагностики, скорее для скрининга. Разумеется умение собирать анамнез, осматривать и прослушивать больного совершенно необходимо, тем не менее, я не знаю ни одного врача, кто возьмет на себя ответственность поставить диагноз на основании только аускультации. Все это нужно для того, чтобы понять какие дополнительные исследования необходимы для точного диагноза. Особенно там, где за тем что делает врач, так или иначе, наблюдает адвокат. В Америке любая ошибка врача может обернуться судебным процессом на миллионы долларов. Сегодня допплер точно покажет, где недостаточность клапана, какого и какой степени, а УЗИ, или МРТ, или КТ – что там внутри.
То есть, конечно, можно и по старинке, только и результат будет старый — 50:50, как повезет.
Сегодня врач это тот, кто знает, какое обследование назначить, как интерпретировать результат и как современно лечить.
Выбор людей в медицинский институт в Америке несовершенен и начинается ещё в школе. Чтобы попасть в хороший университет на пре-медицину надо хорошо учиться ещё в пятом классе, поэтому не редкость , что в результате в медицинский институт попадают дети, которые вместо общения с друзьями и занятий спортом читали книжки, и зачастую вообще были, что называется, «ботаники» с детства, в очках с размером линзы от телевизора КВН. Многих из них вообще интересует в медицине только как там оно устроено внутри, типа такой живой конструктор LEGO.
Такие доктора в дальнейшем не редко тяготятся общением с больными, но счастливы в лаборатории или морге.
В начале 90-х почему-то было относительно много позиций в резидентуру.
Для сравнения, 70-е было очень трудно найти резидентуру и совсем немногим из первой волны иммиграции удалось пробиться, нам сильно повезло в девяностые, а уже в 1993 эта лавочка снова прикрылась. Вообще количество резидентских позиций лишь на 10% больше чем количество выпускников американских мед. вузов. Иностранцам остаётся лишь эти 10% и попадают только лучшие из лучших. Существуют разные версии, я читал, что испугавшись СПИДа был отток желающих идти в медицину в середине — конце 80 х и к началу 90 х появились незаполненные позиции в резидентуры. Может была и другая причина, но эта версия вполне объясняет произошедшее. Вот тут -то мы, сбежавшие из Союза, и пригодились. Вообще-то сегодня чтобы выучиться на врача надо потратить около полумиллиона долларов. Нам практически дали фору примерно в 300 тысяч долларов, поскольку наше образование было бесплатное.
Мы и оказались тем самым тестом, которое после небольшой очистки и обработки оказалось вполне себе пригодным.
В то время была, пожалуй, самая большая волна эмигрантов из России. Бабушки и дедушки заполняли медицинские офисы и никто не знал, что с ними делать, ведь языка они не знали. «Русских», сдавших экзамены, стали набирать в резидентуру. В Бруклинском Госпитале например из 40 позиций в терапии было 21 русскоговорящих резидентов, а в педиатрии из 30 нас было 6. И такая картина была не редкость и во многих других госпиталях Нью Йорка.
Мы в основном плохо говорили по-английски, но были хорошими, надежными работниками, очень быстро обучались и легко адаптировались к новым условиям. Мы бегали по больнице с выпученными глазами: новые правила, новая терминология, все новое.
Мы узнавали новые лекарства, аббревиатуру, как делать это, как то. Разумеется латынь осталась лишь в России, и была полностью бесполезной фигней, занимающей килобайты памяти в мозге. Все врачи в мире давно изъяснялись по английски. Откуда мы могли это знать?!
Сколько было смешных казусов. Я, например, в первое дежурство подошел к резидентке 3-го года, она для меня была и царь и бог в одном лице, и радостно спросил в три часа утра — where can I take a shit? Это устойчивое выражение означающее дословно — где можно посрать? И имел в виду конечно слово sheet (простыня) но для моего уха шит и щиит звучало одинаково, поэтому у меня получилось вместо где взять простыню — где тут можно посрать. Моя начальница сначала решила что я чокнулся от стресса, а когда поняла, то сильно смеялась. Меня потом долго подкалывали, нашел ли я, где можно посрать наконец.
В палате Жанка, молодой врач из Черновцов, осматривает больного и по-русски говорит заглянувшей другой резидентке из тех же Черновцов: "Сашка, подержи этого х** волосатого, я ему внутривенный катетер вкачу”. С кровати раздалось радостное: ”Девочки, вы по-русски говорите? Какое счастье!” Больной дядька тоже лежал в этом «черном» госпитале и ничего не понимал, что происходит.
И все-таки из нас сделали настоящих американских врачей. В Израиле бы сделали израильских, в Канаде — канадских. Сегодня уже второе поколение, теперь уже наши дети вышли в практику, закончив местные, американские мед. вузы. В Нью Йорке везде полно русскоговорящих врачей всех специальностей. Сегодня к ним выстраиваются в очереди и пытаются попасть. Среди моих друзей и знакомых ведущие специалисты в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Лос Анджелесе, Филадельфии, Майами и еще бог знает где по всей стране.
Американский плавильный котел плавит все, что хочет плавиться. Нет финских инженеров, русских врачей или индийских программистов, в конце трансформации есть только американские. Хорошо это или плохо — не знаю, но мне нравится.
Разумеется, патриоты, как обычно, скажут: свалили, и хрен бы с вами, лечите там кого хотите. Вот мы и лечим.
