Эпиграф:
Что такое слепое исследование?
Это гинеколог который читает кардиограмму.
Что такое двойное слепое исследование?
Это когда хирург смотрит на гинеколога, который читает кардиограмму.
По моей первой специальности я был гинеколог.
То есть гинекологом я был недолго, всего год до окончания института в субординатуре, и почти год после окончания до отъезда в Америку.
При выборе специальности я руководствовался следующими принципами:
Мне хотелось чтобы была хирургическая специальность, но с возможностью консервативного лечения тоже. В эту категорию попадали несколько специальностей - ухо/горло /нос, глаза и, соответственно, акушерство и гинекология. В первые две специальности было не попасть, а в акушерство/ гинекологию брали охотнее, хотя тоже не абы кого, но я хорошо учился в институте, и меня взяли.
Я боюсь показаться сексистом, но все-таки беременные и просто молодые женщины явно выигрывали как пациенты, по сравнению со старыми гипертониками, и выбор был сделан в пользу первых.
Я запомнил это на всю жизнь, когда первый раз оказался в родилке. Это было в Москве. Широко распространенной сегодня спинальной анестезией в те годы не очень заморачивались, так что процесс родов был такой же, как и сто лет назад, разве что специальная родильная кровать, и акушеры, наученные доктором Земмельвейсом, уже умели мыть руки.
Стоны, как в полевом госпитале, с постепенно нарастающим напряжением.
- Давай, давай, тужься, не засыпай! - орала в ухо роженице старая акушерка.
Что-то напоминающее мокрый кокосовый орех то появлялось между ног как большой поплавок, то уходило назад в пучину.
Вдруг бульк, детская головка, сизая, мокрая. Поворот, плечо одно, другое. Дальше что-то нереальное, нового человечка как будто вытащили из норы, и за ним, как шланги аквалангиста, с хлюпаньем вывалилась “кудрявая” пуповина.
Зажим, второй, режь.
Потом, среди пыхтения людей и звяканья инструментов, вдруг чих и громкий, заливистый детский крик!!!!!
Моя спина покрылась гусиной кожей, я почувствовал в горле ком от перехлестнувших эмоций.
Малыш как будто орал:” Вы что наделали, волки, тут холодно и страшно”.
Эх сынок, ты еще не знаешь, как будет страшно, а пока здесь мамка, сейчас согреют, оботрут и потом накормят.
Мама, у вас мальчик, смотри!
Акушерство - это самая нервная специальность в медицине. Все непредсказуемо, как погода в тропиках. Только что все было хорошо, а через 10 минут — ливень стеной, гром и молния, шторм в десять баллов, а ведь ничего не предвещало беды. То у ребенка сердце не прослушивается, то эмболия околоплодными водами, то разрыв матки, то еще что-нибудь, а потом я увидел послеродовое кровотечение. Кровотечение было такое, что я его сначала услышал, как будто кто-то открыл кран, а уж потом увидел. В акушерстве я на долго не задержался, отчетливо увидев, как однажды сдохну на дежурстве от инфаркта.
То ли дело, гинекология.
Я начал интернатуру в 13-ой городской больнице в Москве, на Пролетарке. Там было два гинекологических отделения, причем “первая гинекология” - база кафедры третьего мединститута с гордой вывеской «Кафедра Акушерства и Гинекологии Стоматологического института». Подумайте какая связь! Ничего удивительного, просто институт был стоматологический, но там кроме стоматологического факультета был и лечебный факультет. Эта знаменитая вывеска не одного человека поставила в тупик. Много лет спустя я видел эту вывеску где-то в недрах интернета уже как мем.
“Вторая гинекология” таких регалий, как “первая”, не имела, хотя делали все то же самое, и ничуть не хуже. Понятно, что страсти кипели на почве «недопонимания», но разумеется в рамках приличия, без открытых боевых действий. Мужчин было мало, если точней, то трое кафедральных. Их за мужчин тоже не считали, они скорее были статисты в сложно закрученном спектакле хорошо образованных и умных женщин. Я был не в счёт, так как недоврач — интерн. Я совершенно не переживал, к тому же быстро влился в коллектив. Я был обласкан любовью второй гинекологии за легкий характер и мои бесконечные скоропомощные истории.
Это было в те времена когда ультразвуковая диагностика только появлялась. Ультразвуковой аппарат был размером со средний холодильник с экраном не сильно больше чем у осциллографа, и вообще был большая редкость. Сам датчик был прямоугольный, примерно как две кассеты для видео-магнитофона того времени, сложенные вместе. И всё-таки, это был колоссальный прогресс, по сравнению с просто би-мануальным исследованием.
Ассистент кафедры, худой и высокий, марфаноидного вида дядька, с изящным перстнем на правой руке, вёл приём. Его паукообразные пальцы были ровно в два раза длиннее моих и скорее подошли бы скрипачу.
Поставив свою ногу на приступку гинекологического кресла и вальяжно облокотившись на женскую ногу, висящую на полукруглой никелированной подколенной подставке, он засунул свои два тонких пальца как щуп в двигатель для проверки масла, второй рукой стал мять живот. Закатив глаза как музыкант он что-то бурчал себе под нос типа — вот, вот, вот она.
- Женщина, у вас киста.
- Какая киста? У меня ничего не болит! Я вообще пришла на осмотр только за справкой.
-А я говорю — киста.
В этот момент доцент той же кафедры закатила в комнату громоздкий ультразвуковой аппарат, и сказала:
- Дай я посмотрю, машиной.
Ультразвук без труда показал, что «киста», до которой доктору удалось дотянуться, на поверку оказалась просто частью толстого кишечника. Я подумал, что супер длинные пальцы может и неплохо, но ультразвук точнее. В общем надежней один раз увидеть, чем семь раз пощупать.
Вот еще другая история, рассказанная одним из врачей.
В то застойное время для того, чтобы выехать за рубеж, нужно было получить разрешение на выезд, пройти всякие комиссии, ну и медосмотр. Молодая девушка пришла на прием к гинекологу за такой вот справочкой. Раньше у нее не было причины посещать подобного специалиста, а тут пришлось. Доктор спокойно сказал:
Залезайте на кресло. А сам отошел мыть руки, и надевать перчатки.
Когда он повернулся, то увидел девушку лежащую на гинекологическом кресле на животе лицом вниз раскинув руки. Ее ноги торчали как прямые палки на полукруглых подставках для ног. Она напоминала подбитый самолет, летящий к земле, какой изображают дети играя в воздушный бой.
Доктор спокойно спросил: - Ну и куда мы летим?
Девушка, не поворачивая головы, серьезно ответила:
- В Болгарию.
- Взлет разрешаю, - серьезно сказал доктор.
Через год, уже настоящий самолет, давно несуществующей компании “Panamerican”, уносил меня за океан. Как в детской игре, где сгорают набранные очки, за восемь часов полёта я превратился из подающего надежды молодого акушера/гинеколога в человека без языка, денег и профессии.
Как знать, может невидимый кукловод просто хотел посмотреть, как я буду заново карабкаться вверх.
Mirer, MD
