Джонатан Франзен. Безгрешность. М.: АСТ, Corpus, 2016. Перевод с английского Леонида Мотылева и Любови Сумм
Рискну предположить, что судьба «Безгрешности» в России будет куда более счастливой, чем судьба двух предыдущих романов Джонатана Франзена — «Поправок» и «Свободы», и по меньшей мере такой же счастливой, как у «Щегла» Донны Тартт.
Масштабная, привольно раскинувшаяся во времени и пространстве история, диковинным образом переплетающая романы Диккенса с гомеровской «Одиссеей» и триллерами Фредерика Форсайта, «Безгрешность» — идеальный литературный блокбастер для отечественного рынка, традиционно ценящего размах.
Однако (и в этом, помимо прочего, состоит важное отличие литературы от кино) если экранный блокбастер имеет мало шансов на тонкость, глубину прорисовки характеров, двойные коды, внутренние рифмы, полутона и прочее эстетство, то в литературе все это вполне возможно и, более того, ожидаемо. Помимо масштаба и размаха, помимо захватывающего сюжета или, вернее, целого соцветия сюжетов (если вы читали прежние романы Франзена, и поэтому слово «захватывающий» кажется вам несколько неожиданным, то просто поверьте мне на слово) «Безгрешность» — это еще и образец по-хорошему старомодной, ручной выделки прозы, построенной на сложной и рефлексивной игре с читателем и его ожиданиями.
Узнав что «Безгрешность», вынесенная в название, это не абстрактная этическая категория, но имя героини — Пьюрити или сокращенно Пип (привет, диккенсовские «Большие ожидания»), читатель вправе ожидать, что роман будет рассказывать именно о девушке. Однако это не так: несмотря на то, что в трех частях из семи именно Пьюрити выполняет роль протагониста, в действительности она — своеобразный клей, скрепляющий истории двух других, собственно, главных героев: немца Андреаса Вольфа и американца Тома Аберанта. Всплывая в разных качествах в разных частях книги, то мелькая на периферии, то выходя на авансцену, Пьюрити в строгом соответствии со своим именем (которое она, конечно же, ненавидит и считает жестокой материнской насмешкой) странным образом гармонизирует, приводит в равновесие изломанные, патологичные судьбы Андреаса и Тома. Ее персональные — в лучших традициях Телемаха — поиски отца, имя которого истеричка-мать не готова назвать, кажется, даже под пыткой, оказываются способом упорядочить не только собственную жизнь (поначалу пребывающую в самом хаотическом состоянии), но и мир вокруг.
Но вернемся к подлинным героям романа. Харизматик Андреас Вольф, уроженец Восточной Германии и бунтующий сын высокопоставленного чиновника, становится убийцей из-за любви и пытается замести следы; из этого сугубо персонального, постыдного, в общем-то, мотива парадоксальным образом вырастает организация, на манер WikiLeaks стремящаяся разоблачить зло и коррупцию по всему миру. Журналист Том Аберант на деньги бывшей жены создает фонд журналистских расследований, а кроме того волею судеб оказывается хранителем самых темных секретов Вольфа. Интриги Штази, падение Берлинской стены, калифорнийский сквот, любовь, другая любовь, преступления и предательства, похищение ядерной боеголовки, джунгли Боливии (там скрывается от спецслужб Вольф) — в отличие от камерных по сюжету и сдержанных по антуражу «Поправок» и «Свободы», «Безгрешность» предлагает читателю широчайший спектр литературных аттракционов.
Однако это, как уже было сказано, не просто аттракционы. «Умственно отсталый» юноша Рамон (его усыновляют соседи Пип по сквоту, чтобы спасти свой брак) отражается в самой Пип, которую фактически удочеряют Том Аберант и его подруга — журналистка и пулитцеровский лауреат Лейла. Сама Лейла оказывается втянута в расследование, детали которого живейшим образом напоминают ей историю ее собственного первого брака. Красавица Аннагрет — та самая, из-за любви к которой Вольф стал убийцей, отражается в Пип, а она, в свою очередь, просвечивает в собственной матери. Иными словами, эпическое полотно на поверхности, тончайший перезвон аллюзий и смыслов — в глубине.
Однако — и не сказать об этом тоже, пожалуй, будет нечестно — дочитав «Безгрешность» и восхитившись ее размахом, я решила ознакомиться с мнением американской критики. Первая же прочитанная мною рецензия, превознося литературное мастерством Франзена, в то же время ласково журила его за недостаток масштаба и избыточную погруженность во внутренний мир героев — в противовес социально значимым и жгуче актуальным «Поправкам» и «Свободе». Примерно о том же писали и другие авторы: если прежние романы Джонатана Франзена аккумулировали, суммировали и интерпретировали самый важный, самый болезненный и свежий американский опыт, то «Безгрешность» рассказывает о другом — об общечеловеческом и вневременном, оказываясь таким образом наименее американским и, как следствие, наиболее международным, свободно конвертируемым романом писателя. И это, повторюсь, означает, что на российской почве у «Безгрешности» есть все шансы стать главным переводным бестселлером осени.
