Предмет любого гуманитарного исследования сродни ломовой лошади — его внешний вид и стати не то чтобы не важны, но гораздо менее существенны, чем та семантическая нагрузка, которую он способен на себе вывезти. С этой точки зрения Дерсу Узала — знаменитый таежный охотник из книг путешественника Владимира Арсеньева — обладает всеми качествами, необходимыми образцовому объекту изучения. Имя его давно отделилось от своего носителя (и так-то полулегендарного) и зажило собственной нарицательной жизнью как символа идеального единения с природой с одной стороны, и главного бренда Приморья — с другой. Но это на поверхности, а если копнуть чуть глубже, то в образе Дерсу Узала перекрещивается куда больше силовых линий — от литературных до этнографических и от философских до зоологических.
Именно в этом качестве — как точка пересечения разнообразных (далеко не только общественных) отношений — личность Дерсу Узала и интересует нижегородского филолога Алексея Коровашко.
В своей книге он с истинно крохоборской тщательностью расследует кейс Дерсу: для начала отделяет в его образе мифы от реальности, обобщенное от индивидуального, а после вдумчиво препарирует и то, и другое.
Национальность героя (гольд или таза, то есть, говоря современным языком, нанаец или окитаившийся туземец неопределенного происхождения?), его возможная биография до встречи с Арсеньевым, его семья, обычаи и нравы гольдского племени и — шире — всего населения Приморской тайги, его философия (по сути своей анимистическая), его жизненный опыт и охотничьи практики…
Дерсу Узала становится для Коровашко своего рода линзой, сквозь которую он — с максимальным увеличением и предельной фокусировкой — рассматривает все многообразие первобытной жизни Уссурийского края.
Параллельно с этим — до некоторой степени документальным — сюжетом в книге раскручивается другой, лежащий уже за пределами реальной биографии героя. Коровашко интересует, как (а главное почему) формировались мифы вокруг этого персонажа: он выискивает искажения и нарушения хронологии в посвященных Дерсу текстах Владимира Арсеньева и другого участника тех же экспедиций Павла Бордакова. Он сопоставляет разные версии последних месяцев жизни и гибели Дерсу Узала (полуслепого старика-таежника приютил в своей хабаровской квартире Арсеньев, но это сожительство не принесло радости ни одному из участников, уж не говоря о строгой жене писателя, которую Коровашко характеризует как «Мойдодыра в юбке»). Ну, а заканчивается книга стремительным и остроумным разбором посмертного кинематографического существования Дерсу, ставшего героем целых трех экранизаций (самая известная снята в 1971 году японцем Акирой Куросавой).
Конечно, все эти этно-филологические подробности очень любопытны, но, честно говоря, их не хватило бы для того, чтобы рекомендовать книгу Алексея Коровашко ко всеобщему прочтению, если бы не одна деталь — сам лично Алексей Коровашко.
Его роль в книге, пожалуй, не назовешь иначе какгероико-аскетической: на протяжении большей части текста автор, умеющий изъясняться ярко, афористично и невероятно смешно, планомерно подавляет и ограничивает себя, не позволяя красоваться и принося внешние эффекты в жертву прозрачности и простоте.
Заманив читателя феерическим предисловием, которое хочется читать вслух и разбирать на цитаты, он деликатно уходит в тень, предоставляя авансцену своему герою. Эта продуманная, выверенная сдержанность, намеренный отказ от полета у автора, великолепно умеющего летать (когда дает себе волю!), вызывает одновременно и сожаление, и восхищение. С одной стороны, все время ждешь и внутренне торопишь автора — ну же, давай, оттолкнись ногой, мы знаем, ты можешь, мы уже видели. С другой стороны, трудно не проникнуться уважением к человеку, обладающему крыльями, но предпочитающему, как простой смертный, ходить пешком. Ничего — в другой раз полетает. Будем надеяться, случай еще представится.
Источник:
Медуза, 18.12.2015,
