Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

30.10.2015 | Книга недели

Все правильно

новый — без всяких преувеличений долгожданный — роман Людмилы Улицкой «Лестница Якова» вновь заставит вас пережить гамму неоднозначных чувств

Для меня романы Людмилы Улицкой обладают легким привкусом guilty pleasure — «запретного удовольствия»: что ни делай, никуда не деться от ощущения, будто сидишь на кухне (ну, или в кофейне) с подругой, и подруга тебе рассказывает яркую, увлекательную и трагическую историю своей семьи. Вроде бы занятие вполне безгрешное и даже душеполезное, но какое-то суетное, что ли. Неосновательное. Такое, что если увидят, то как бы немного неловко.

Если вы хотя бы отчасти понимаете, о чем я, то имейте в виду: новый — без всяких преувеличений долгожданный — роман Людмилы Улицкой «Лестница Якова» вновь заставит вас пережить эту гамму неоднозначных чувств. Снова кухня, снова подруга, снова бесконечный и плавный женский нарратив о пережитом, о травмах поколений, о том, как прошлое пробирается в будущее, используя живых теплых людей в качестве своих бездумных и беззащитных носителей. И все одновременно и хорошо, и правильно, и оторваться трудно, но как-то очень уж понятно, ожидаемо и предсказуемо.
Впрочем — и это на самом деле тоже хорошая новость (кто сказал, что любой роман непременно должен превосходить читательские ожидания), все остальные чувства, традиционно вызываемые прозой Улицкой, в новом романе тоже на месте: все семьсот с лишним страниц мы будем остро, порой до боли сопереживать героям и искать (а главное находить) параллели с прошлым своих родных, друзей, знакомых.

В 1975 году тридцатидвухлетняя Нора Осецкая, театральная художница и москвичка, рожает ребенка фактически без мужа — «для себя», любит грузинского режиссера Тенгиза, хоронит бабушку Марусю и забирает из ее квартиры семейный архив. В 1911 году юный еврейский интеллигент из Киева Яков Осецкий этот самый будущий архив начинает писать — вернее пишет-то он, разумеется, вовсе не архив, а письма своей невесте, красивой сумасбродке Марусе, уехавшей из родного Киева в Москву, учиться каким-то странным танцам у одной из последовательниц Айседоры Дункан. Две эти линии, дробясь и отражаясь друг в друге, будут постепенно сближаться, а еще к ним добавится линия Юрика — странного и мудрого сына Норы, линия ее отца Генриха — не любимого более или менее никем сына Якова и Маруси, линия Тенгиза и его театральных исканий, линия Вити — «комического», несбывшегося мужа Норы, гениального аутиста-математика и еще пары десятков персонажей разной степени важности.
Все их жизни совокупно вберут в себя все важное, произошедшее с нашей страной за прошедшие сто лет — от еврейских погромов в Киеве начала ХХ века до диссидентского движения, от Гулага до урезанной и куцей советской «сексуальной революции».

Людмила Евгеньевна, казалось бы, пребывает уже в том возрасте и статусе, когда ожидать от нее серьезной динамики, не приходится. И тем не менее, хотя «Лестница Якова» — очень характерный «роман Улицкой», в нем есть и нечто новое по сравнению с предыдущими книгами автора. Например, сюжет (обычно для Улицкой вещь второстепенная, едва ли не служебная, призванная просто скреплять отдельные эпизоды на более или менее живую нитку) на сей раз гораздо более строен, затейлив и продуман. Да и в том, что касается литературного чревовещания, прогресс по сравнению с «Даниэлем Штайном» очень заметный: примерно четверть романа — это «чужой» текст, причем каждый из его вымышленных авторов обладает собственным, узнаваемым и ни на кого не похожим голосом, интонациями, орфографией, наконец.
Словом, то же, что и раньше, только немножко лучше.

И это довольно точное, как мне кажется, описание авторской стратегии Улицкой в целом. Медленно и постепенно, без резких движений, она дотачивает, дорабатывает в своих текстах некую нашу важнейшую культурную универсалию — формирует общий знаменатель, на который при желании может себя поделить более или менее любой житель нашей страны. И тот колоссальный успех, которым пользуются книги Улицкой, лучшее подтверждение тому, что потребность в подобной универсалии — самая насущная, а выбранный вектор движения — правильный. «Лестница Якова» — еще один шаг в ту же сторону. А если на выходе все равно получается трогательный женский нарратив с легким привкусом guilty pleasure, то это вопрос скорее к нам самим, чем к Улицкой — она-то все делает правильно.

Источник: "Медуза", 23 октября 2015,








Рекомендованные материалы



Путешествие по грехам

Если главные вещи Селби посвящены социальным низам — наркоманам, проституткам, бездомным, то в "Бесе" он изучает самую благополучную часть американского общества. Как легко догадаться, там тоже все нехорошо.


Какой сюжет, когда все умерли?

Взявший в качестве псевдонима русскую фамилию, Володин постоянно наполняет свои тексты осколками русской истории и культуры. У его растерянных персонажей нет родины, но Россия (или скорее Советский Союз) — одна из тех родин, которых у них нет в первую очередь. Тоска по погибшей утопии — одна из тех сил, что несет их по смещенному миру, в котором сошли со своих мест запад и восток, леса и пустыни, город и лагерь, мир живых и мир мертвых.