Почему-то я очень доверяю Патти Смит. После ее книжки "Просто дети" вздумай она порекомендовать мне, допустим, новый роман Александра Андреевича Проханова, я и то, пожалуй, ознакомилась бы. Поэтому когда я увидела в книжке Альбертины Сарразен "Меня зовут Астрагаль" предисловие Смит - такое же бесхитростно пылкое, как и ее собственная проза - я поняла, что надо брать. Короче, выудила я эту "Астрагаль" из своей почты и за два дня прочитала. И, в общем, не пожалела.
Во-первых, это очень французская книжка, поэтому если вы любите вот это вот все - сигареты Голуаз, Париж 60-х, кафе, кофе, шарф развевается на ветру, любовь в формате contra mundum, сердце в клочья и чтоб обязательно Эдит Пиаф на саундтреке - то это ваш сюжет, берите, не задумываясь.
Когда-то сто лет назад у меня была тоненькая книжка Анн Филипп, вдовы Жерара Филиппа - ужасно грустная, про то, как ее муж умирал от рака. Так вот, я ее читала в детстве еще до всякой Саган и обмирала - не потому, что трогательная, а потому что ну такая французская, что вот просто сил нет. "Астрагаль" из этой же серии - квинтэссенция французскости в самом ее чистом, восхитительном изводе.
Но меня в ней зацепило нечто совсем другое. Это, если так можно выразиться, очень животная история. История про маленькое животное-девочку с перебитой лапой (в самом начале юная героиня - она же авторское альтер-эго - бежит из тюрьмы и ломает ногу, спрыгнув со стены), которое в тяжелый для себя час встречается с другим животным - мальчиком. Животное-мальчик подбирает животное-девочку на дороге, выхаживает и они начинают любить друг друга - вот именно так, не влюбляются, не что-то там еще возвышенно-романтическое, а именно по-животному обнюхивают друг друга, тыкаются носами - а после как-то совершенно естественно и просто переходят к следующему этапу отношений. Конечно, животное-мальчик тоже окажется преступником, а побег из тюрьмы (изначально затеянный Альбертиной-Астрагаль для того, чтобы воссоединиться со своей тюремной возлюбленной, раньше нее вышедшей на свободу) превратится в долгую и мучительную череду мытарств. Но эта животная, нерефлексивная сила (или, если угодно слабость) будет вести героев сквозь все, как принято говорить, испытания и удерживать их вместе - как пару волков или, напротив того, лебедей. Спроси лебедя - почему ты выбрал себе в спутницы вот именно эту, толстую, с пятном на клюве? Что ответит? Вряд ли что-то осмысленное - но проживет с ней всю свою долгую лебединую жизнь и будет оплакивать после смерти.
Астрагаль (это не имя, на самом деле, а прозвище - название косточки в сломанной лодыжке) существо поразительно нерефлексивное - видимо, как и сама автор (книга, напомню, сугубо автобиографическая). Не глупая и не умная (латынь давалась хорошо, на скрипке училась играть, но ни то, ни другое не полюбила всерьез - да и вообще не увидела в том никакой специальной ценности), она воспринимает мир как-то совсем не так, как мы - привыкшие думать прежде, чем чувствовать или, упаси боже, действовать. Именно поэтому Сарразен так потрясающе говорит про тепло прикосновений, и про вкусную еду (про невкусную тоже), и про тюремную тесноту, и про косточки на бедре у подружки, и про жесткий больничный матрас, и про холод, и - о, это самое главное! - про боль в сломанной лодыжке. Не припомню другого такого же восхитительно точного и пронзительного описания боли. Я ломала лодыжку и могу сказать, что каждое слово там - строго по месту, точнее выразить всю эту сложнейшую симфонию ощущений (от электрического разряда при попытке опереться на сломанную ногу до неспешно надувающихся болевых пузырей после того, как ногу уже зафиксировали) просто невозможно.
Характеры, чувства, любовь, страх, одиночество, неловкость, наслаждение - все, все у Сарразен выражено через тело, через инстинкты, через какие-то вещи, которые - с нашей рефлексивной колокольни - вообще не должны быть переносчиками смыслов. А вот поди ж ты - работают, несут, наполняя всю эту бездумную животность каким-то совершенно новым качеством, открывая в ней сначала второе, а потом и третье дно.
Когда-то давно мой прекрасный и мудрый отец сказал, что нам интересны книжки либо про нас, либо про папуасов - все промежуточные фазы неинтересны (конечно, он имел в виду не конкретно нас и не строго папуасов - просто либо тех, с кем мы можем себя безусловно отождествить, либо наоборот - тех, кто чужд нам настолько, что никаких связей не прощупывается). Альбертина Сарразен - безусловный папуас, но очень, очень качественный. Не знаю, как вы, а мне такие нравятся.