В лужковские годы, когда поголовье палат сокращалось примерно на единицу каждые два года, так называемые палаты Киреевского, стоявшие в руинах не где-нибудь, а на златокипящей Остоженке, были одним из самых тревожных адресов города. Два древних этажа со сводами, нишами-печурами и уникальным киотом для иконы на внутренней стене здания, и третий, надстроенный сразу после Пожара, в 1814-м. Мы с коллегами тогда много сил потратили, чтоб привлечь внимание к гибнущему памятнику – писали в инстанции, таскали в забомжеванные развалины телевидение. Я для пущей наглядности нарисовал картинку, мечту о том, как сказочно могла бы выглядеть эта неприглядная с виду рухлядь в прожектируемом будущем.
Может быть, ответственные лица и вправду не считают происшедшее особой драмой – ну да, неприятность, но вон и краеведы подтверждают, что 17 век у нас не последний, а с неким Киреевским детей и подавно не нянькать. Но в том и штука, что именно детей, именно нянькать, нам всем, здесь присутствующим. Позвольте мне на правах того, чьё имя написано на заборе, рассказать о том, чью память за этим забором только что пустили по ветру.
Снос во Владивостоке «архитектурного» корпуса Политехнического института, который начался в декабре 2018 года, стал поводом для одной из самых громких дискуссий об архитектуре в городе. Причина для сноса – строительство межмузейного комплекса, среди участников проекта называют Третьяковскую галерею, Мариинский театр, Русский музей, а также Эрмитаж и Музей Востока.
Я рада, что в моей близкой родне нет расстрелянных, сосланных и замученных советской властью, как нет и ее палачей, которых тоже было невероятно много. Но были и обычные люди, которым повезло остаться живыми, вырастить детей, передать им свои воспоминания и заблуждения.