19.01.2012 | Арт

Индекс ценных бумаг

Все экспонаты объединены одной темой – хрупкостью бумаги, чей век постепенно угасает.

Белый, не очень большой выставочный зал ГЦСИ пуст в будний день; две смотрительницы тихо читают в углу книгу и журнал. Раздается умиротворяющее, как от камина, потрескивание – в зале работают мониторы, показывая видеоработы художников и фрагменты разных фильмов. В фильмах кто-то рисует, комкает или режет бумагу; вокруг много белого – абстрактные инсталляции в виде кубов, бумажные светильники, вырезанные фигурки, графика. В подписях к работам – известные имена российских концептуалистов - Пригов, Булатов, Рубинштейн, Кабаков, несколько не очень известных иностранных фамилий и пара молодых художников. По мнению организаторов выставки (ее куратор Виталий Пацюков не скрывает своих концептуалистских симпатий), все экспонаты объединены одной темой – хрупкостью бумаги, чей век постепенно угасает.

Трудно сказать, что художник и бумага – это какая-то революционная постановка вопроса в современном искусстве. Да, это правда, когда художники рисуют, они иногда пользуются бумагой. Вот, например, Илья Кабаков в своих зарисовках повседневной жизни набрасывал бесхитростные уличные сценки и рядом записывал такие же призрачные случайные диалоги своих героев. Или Юрий Аввакумов переносил на бумагу невозможные тогда в СССР, а может, и вообще в нашем мире, поэтические архитектурные фантазии – что можно было бы построить, но никогда не было воплощено.

Некоторые художники, и это тоже правда, пользуются бумагой не по назначению. Не рисуют на ней, а, например, пишут, или, еще хуже, создают с помощью нее художественные объекты. 

Вот Лев Рубинштейн записывал свои поэтические наблюдения на каталожные библиотечные карточки. Или Дмитрий Пригов самовольно с помощью ручки сочинял отрывные календари: что-то вроде «1 марта 2789 года – в этот день началась весна». Или Юрий Альберт в своем довольно жестоком эксперименте показал, каким было бы искусство, если его нельзя видеть: письма Рильке о Сезанне художник перевел на язык слепых, и вместо красочных импрессионистических картин перед зрителем предстают унылые бумажные прямоугольники с рельефными точками. 

Есть и такие, которые вообще не про бумагу. Андрей Монастырский, например, устраивал «коллективные действия» - сегодня это называлось бы флэш-мобами. Собирал людей, они гуляли по лесу и расходились. Сценарий акции художник записывал (это, конечно, неожиданно!) на бумаге – и теперь этот выдранный из блокнота листик красуется на выставке в отдельной витрине.

В другой витрине – потертая записная книжка: художник как-то нашел дневник своей матери, который та вела в 90-е годы, и очень заинтересовался. Отснял все страницы на камеру и превратил все вместе в инсталляцию – на мониторе медленно пролистываются записи, а рядом под стеклом лежит оригинал.

Кто-то из участников выставки – вообще не художник, на бумаге не рисовал и живописью никогда не занимался, как режиссер Кирилл Серебренников. Его работа называется модным художественным словом «Документации. 2001-2011» и состоит из той ерунды, которая обычно рассовывается по карманам – квитанций, справок, пригласительных (в Большой театр), чеков и посадочных талонов (Silver elite класс).

Видимо,  в какой-то момент он решил отдать свои вещи в химчистку, а бумажки стало жалко выкидывать; центр современного искусства оказался удобным архивом для всякого хлама.

Вот и от выставки остается примерно то же впечатление. Жалко хранить работы в запасниках – и их вываливают в зрительный зал, наскоро придумав сквозную бумажную тему, живенькую и в меру абстрактную. Должно было получиться трогательно и легко – о конце прекрасной бумажной эпохи. А получилось как-то неуклюже, как урок информатики, когда школьников, съевших собаку на информационных технологиях, учат, где на компьютере находится кнопка вкл/выкл. Кстати, еще на нем рисовать можно - в специальной программе.

Источник: The New Times, № 37 (222), 07.11.2011 ,