02.07.2010 | Общество / Театр

ООО Дети

Мы как живем, про то примерно и ставим. Основная проблематика – взрослые и дети. Взрослые играют взрослых, дети – детей

В международный день защиты детей 1 июня 2010г. Хамовнический суд г. Москвы защитил детей от театра. По его решению детский театр «На Набережной», фактически, должен прекратить существование: суд обязал театр не только разрушить планировку, но и восстановить ее по древним планам БТИ, что исключает всякую возможность работать с детьми. Конфликты по поводу зданий для детских и досуговых учреждений в Москве не редкость: это одна из форм борьбы за собственность, особенно горячо развернувшаяся с 2007 года, когда помещения перешли от городской власти к органам местного управления. Stengazeta публикует репортаж из горячей точки, исчезающей с театральной карты Москвы.

ООО Дети

По официальным данным в Москве 24 детских театра. В их число входят театр кошек Куклачева, театр спортивно-зрелищных представлений «Каскадер» и московский государственный академический театр танца «Гжель». Театра «На Набережной», собирающего по выходным небольшой – на 45 мест, - но полный зрительный зал, получается, нет. Но он есть

***

- Товарищи чукчи, вы готовы?

Из-за кулис раздается утвердительное мычание, и под музыку несколько раз прогоняется первый выход.

- Вы сейчас выходите, как ансамбль березка, строем, куда это годится? Помните, что перед вами зрители, задержитесь на каждом, - говорит Федор Сухов, художественный руководитель детского театра «На набережной». Он ставит с детьми спектакль про чукчей – по повести Юрия Рытхэу.

С Виктором, юношей с пирсингом в брови и аккуратной панковской стрижкой, долго разбираются, каким должен быть вожак. У того пока не очень получается испепеляющий взгляд. Он уже научился уверенно пересекать сцену и говорить низким голосом, но взгляд никак не отяжелеет.

- Нам вожака надо сделать харизматично-опасным, иначе мы просто балуемся с темой, - констатирует Сухов. - Вам немножко не хватает власти. Без обид, но если не получится, будем искать другого.

- Я еще потренируюсь, - заверяет Виктор. Никакого желания прощаться с ролью у него нет.

- Мы вчера обсуждали, чем отличается взгляд Путина от взгляда Медведева? – продолжает Сухов, и остальные с оживлением включаются в беседу. – Один смотрит внутрь, а другой – на поверхность.

- А у Путина сразу такой взгляд был? - интересуется кто-то.

- Учтите, у него все-таки школа.

- У Медведева тоже школа, у них у всех.

- А у Медведева будет такой взгляд?

- Возможно, если проснется. Но пока его взгляд не проснулся. Обратите внимание на разницу между взглядом хирурга и взглядом косметолога. И, пожалуйста, когда уходите, товарищи чукчи, не надо толпиться, как в очереди в мавзолей. Вы же не «Идущие вместе».

Трагифарс в мегаполисе

Федор Сухов руководит театром «На Набережной» с 1980 года, когда театральные студии размножались чуть ли не почкованием. Актеры и зрители, находившиеся по обе стороны театральной рампы,  участвовали в полузапрещенном эксперименте – превращали даже самый безобидный литературный текст в публичное гражданское высказывание.

Случалось, что играли подпольно. Например, двойной штамп «Женитьбы» на билете в театре «На Юго-Западе» означал, что сегодня идет «Носорог» по пьесе Ионеско. В театре «На Набережной» в 1982 году репетировали «Иуду Искариота» Леонида Андреева и серьезно готовились к осаде. Воодушевляли друг друга героическими афоризмами: вроде того, что «и скамья подсудимых может стать трибуной».

В 1990-е мест для политических дискуссий стало хватать и вне сцены. Театры-студии переквалифицировались. Кто-то закрылся, кто-то получил статус профессионального театра. Театр «На Набережной» попал в ведение образования.

По категории он относится теперь к детским учреждениям дополнительного образования, по типу – к домам творчества и школам искусств, поэтому в списках театров он не значится. Кроме спектаклей и репетиций, в театре идут занятия по ИЗО, джаз-танцу и бразильской борьбе.

По факту мало что поменялось. Сухов ставит спектакли, в которых играют взрослые и дети: «Мы как живем, про то примерно и ставим. Основная проблематика – взрослые и дети. Взрослые играют взрослых, дети – детей».

Как и 29 лет назад, идут схватки с чиновниками: тогда - за идеологию, теперь - за здание. Суд обязал театр, сделавший недавно ремонт, вернуть все перестройки обратно.  Планировка разрушиться - ни играть, ни репетировать будет невозможно. К тому же, у театра денег нет – все занятия и спектакли бесплатные. А в департаменте образования такие расходы не предусмотрены.

- Мы попробуем, - говорит Сухов. - Я думаю, выиграем, отчего же не выиграть? Жизнь в мегаполисе всегда была трагифарсом. И потом, всегда существует идея заглубиться куда-нибудь под Рязань, где тоже есть дети, работать там при каком-нибудь детском доме.

Причем тут политика?

Бороться за идеологию приходится до сих пор – не с чиновниками, так с миром.

- Мы ухитрились родиться при Брежневе, прожить всю перестройку, все смутные года и наезды, - вспоминает Сухов. - Но, что делать, если глобально их это не интересует, а у детей нет власти, нет своего голоса? Их не слушают, так же как стариков. Отношение к ребенку, инвалиду, старику, умершему – по остаточному принципу, потому что общество культивирует силу. Ничего не меняется.

Свою теорию театра Сухов называет экологической. Словечко было когда-то модным в научных кругах: экосистемы изучали в физике, физиологии и психологии. Сегодня научные идеи об устойчивости систем, основанных на крепких горизонтальных связях, не очень-то в цене. Все надежды возложены на вертикаль.

- В театре все просто, - упрямится Сухов. - Вопрос в том, насколько человек заинтересован в других людях. Это не форма вертикальной власти, как в школах: худрук, директор, педагоги, дети, дети. У нас директор играет с детьми на площадке. В том же пространстве работают педагоги. На сцену выходим вместе.

Сухов не похож на романтика, но в его напоре чувствуется темперамент опытного революционера. Рассказывая о прошлогодней премьере – «Героем быть легко» по роману Гонсалеса Гальего «Белое на черном» о приюте детей-инвалидов – проговаривается: «Мы поставили спектакль за пять репетиций. Большинство ребят до этого никогда не выходили на сцену. Они заинтересованы скорее даже не в театре, а в гражданском общении».

- В гражданском общении? – уточняю.

- Ну, это выражение я только что придумал. Необязательно его пересказывать. «Гражданское общение», криво ведь звучит.

- Но у вас действительно много политических идей. Разве то, что вы описываете, не демократическая модель?

- Нет. Причем тут демократия? Власть народа? Мы вообще не занимаемся политикой. Партии не рождаются из жизни. Партии придумываются взрослыми для своих целей. Вот недавно в Карелии сгорел дом престарелых – 23 человека. После чего выясняется, что он не оформлен документами – значит, нет подушек, еды, не сделана проводка. Но деньги какие-то идут. Карелия не Осетия, войска не введешь, чтобы социальное положение поправить. Нужна медленная кропотливая работа.

- Медведев берет проблему под контроль, - Сухов продолжает спокойно, как на лекции, рассказывать. - Мой вопрос: где, по какому каналу обществу будет сообщено о последовательной профилактической работе по предотвращению следующих катастроф? Мой прогноз – ни одна передача не расскажет. То же самое, что помощь обездоленным детям на вокзале при Путине. Была в свое время такая акция. Очень хороший порыв, дальше поручения, поручения - и все вязнет. Спектакль об этом. Играют 20 человек, которые родились уже после 81-го года.

- Это авторский театр, театр осознанности, - говорит он. - Сейчас мы ставим спектакль о чукчах. Это попытка культивирования любви к малому – малому народу, малому ребятенку, старичку – без истерики, соплей, без криков «давайте помогать». Осознанность, ответственность и открытость – ООО – важные правила. Есть еще отрешенность – не фанатей от того, что делаешь, будь поспокойнее. Ключевой момент нашего театра, - это дарение: если нечего дарить, ты попрошайка, приходишь за аплодисментами. Дарить можно энергию, радость жизни, тонкое понимание мира. Вот что такое экологический взгляд.

Причем тут политика?

Случай с «Зазеркальем» Одним из первых еще в начале 2000-х лишился здания серпуховский камерный театр «Зазеркалье», молодежный. Его руководители, которых прогоняли из отданного им помещения в центре города, устроили голодовку. Что произошло дальше, не очень понятно. Поскольку такой исход возможен и для театра «На Набережной», мы поинтересовались судьбой «Зазекалья».

Взрослые

Про взрослые лица детей писать не буду. Это в театре считается ругательством.

- Наше общество до сих пор относится к ребенку как к относительной ценности, из которой что-то вырастет. Ты – заготовка под завтра, ты хорошая деталька. Ты говоришь только, когда тебе предоставят слово. Например, в формате телевизионных передач, когда детей выставляют на обозрение взрослых. Это такая вялая социопедофилия: пузатый взрослый хихикает – мол, какой умный ребенок. И очень похож на взрослого. Дядя уверен, что лучшая похвала: «Ты как взрослый».

Но лица взрослые – ничего не поделаешь: ребята учатся в старших классах школы и на первых курсах институтов. В фойе театра начинается репетиция, подтягиваются опоздавшие.

- Господа, сейчас буду закручивать гайки, - Сухов с выражением смотрит на только что подошедшую Женю.

- Я с работы, - объясняет Женя и садится в круг.

- Зачем вы тогда вписываетесь в историю с театром? Мы от вас начинаем зависеть. Я не хочу решать детские вопросы.

- Мне нравится атмосфера, в которой без напряжения можно общаться с людьми, - тихо рассказывает мне потом в коридоре Женя. - Здесь все как есть, искренне. Здесь твои недостатки (у меня, например, неорганизованность) выявляются, ты можешь увидеть себя как есть, без пыли. Я учусь, работаю, еще занимаюсь спортом и иногда подвожу, вижу, что Федор обижается, то есть не обижается, но понимает, что я хватаюсь за одно, за другое.

- Дима, здравствуйте, появитесь, - Дима приподнимается над соседями. – Что с вами случилось? Вы пропали на две недели.

Дима сурово объясняет, что заболел, а позвонить не мог, так как украли телефон. Сухов интересуется, кто будет курировать Диму. На протяжении дальнейшей репетиции Дима не произносит ни слова, бесстрастно глядя то в текст, то на занятых в спектакле коллег.

Пока Димы не было, оказывается, все сочиняли драм-хайку по событиям повести Юрия Рытхэу «Когда киты уходят». Драм-хайку нужны для будущего спектакля про чукчей, а еще для сопровождающей его выставки. Рядом с рисунками, подражающими примитивной манере, в фойе театра перед началом будут развешены трехстишья.

- Мы не делаем этнографический спектакль. Дело не в чукчах, - поясняют девочки. –Человек теряет связь с природой, родом, теряет корни. А в хайку мы говорим от лица травинки, птички. Ну, вот, например:

на  земле

двое смотрят друг на друга

а я летаю.

Спрашиваю, не страшно ли им выходить на сцену. Отвечают одновременно:

- Во время спектакля не страшно. Страшно до.

- Немножко неверное определение ощущения. Это не страх – волнение.

- Да, волнение, чтобы зрителям понравилось.

- Ой, нет, а мне - чтобы самой понравилось. Сделаю ли я лучше, чем в прошлый раз.

– А у меня не чтобы. У меня просто волнение.

Жужжали отлично

В спектакле про чукчей будут играть двое семилетних актеров. На все репетиции им ходить незачем: родители обещали привезти их на следующую. Пока их заменяют мягкие игрушки - покемон и крыса.

- В прошлом году мы выпустили спектакль – двое подростков, двое взрослых и четверо малявок шести-семи лет, - рассказывает директор театра Ольга Степкина. - Мы с ними потом поехали в Ригу и играли в совершенно неприспособленном зале. Они были настолько взрослые в том, что делали, я была поражена. У меня уважение к ним безмерное.

Для «малявок» есть отдельные занятия – они смотрят мультфильмы, разучивают слова и подражают персонажам, копируя голос, пластику, разыгрывая эпизоды. Я попала на разбор «Винни-Пуха»: преподаватель Эдуард ставил сцены с шестью маленькими актрисами. Не занятые в данный момент актрисы болтали ногами и просто болтали. Приходилось придумывать им дополнительные роли – изображать зрителей в театре или жужжащих за кулисами пчел. Жужжали отлично, в зрительном зале их было слышно даже лучше, чем Винни-Пуха.

- Настя, приготовьтесь.

Пока Эдуард просматривает текст Пятачка, репетирующая роль Пятачка Настя ползет по полу, больше напоминая морскую звезду, чем поросенка. Остальные девочки по очереди протискиваются в дверцу, вырезанную в лежащем на боку столе. Это уже не стол, а новые декорации, домик Совы.

- Работа сложная, - отзывается о репетициях директор. - Умение ценить тех, кто рядом, еще не очень свойственно маленьким с их подвижной психикой. В таких группах мы стараемся не перебарщивать с количеством детей. Но бывает, что приходят дети даже в середине года, когда идет работа над спектаклем, и отказать такому ребенку – преступление над человечеством. Может, это даже наша беда – мы зависим от детей больше, чем они от нас. Но нас все устраивает.   

После обеда - репетиции

Потом были Шаламов, Цветаева и Пелевин. Но первым спектаклем, который поставил Сухов в только что организованной им детской студии, стал «Завет» по произведениям и судьбе Януша Корчака.

- Харизматичный персонаж, основатель детского дома с детским самоуправлением, - говорит Сухов. – Эту идею развивал и Макаренко, но на него сильно давило НКВД. Ставил спектакли. Ушел добровольно в гетто, шесть раз ему готовили побеги, он остался. В один прекрасный августовский день Варшавское гетто было депортировано – вокзал, вагоны, Треблинка-2, всех сожгли. Так писал забавно о ребенке: ребенок не относительная ценность, а абсолютная.

После проигранного суда о ремонте театра Сухов думает о новом здании, на получение которого нет никаких перспектив. А еще - о восстановлении той постановки. Кажется, ей снова приходит время.

- Я думаю о тех, кто потерял центры. И о тех педагогах, которых сейчас сокращают, и о тех, кто мыкается. Но часто те, кто мог бы помочь, закрывают двери – моя хата с краю. И в театре и в педагогике - феодальная раздробленность. Одно время Приставкин, председатель комиссии по помилованию, хотя бы иногда выступал - за гуманность, за детей, его голос был слышен. Он умер. Теперь в масс-медийном потоке расслышать разговор о детстве, детях, внутреннем ребенке невозможно. Мы решили так: тихо-спокойно делаем свое дело. Как Корчак. Встал утром, пошел искать еду. После обеда - репетиции.