26.10.2011 | Арт

Экспресс в музейной анфиладе

Две выставки в ГМИИ - на них можно понять пути движения европейского искусства от символизма к экспрессионизму.

Две экспозиции, открывшиеся почти синхронно в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина на Волхонке, образуют створки некоего смыслового диптиха. Первая из них — «Парижская школа. 1905–1932. Из музеев и частных собраний Франции, Швейцарии и России». Вторая — «Кандинский и «Синий всадник». Из собрания городской галереи Ленбаххаус, Мюнхен». Обе выставки являются великолепной увертюрой организации анонсировавшегося директором ГМИИ Ириной Антоновой музейного городка.

Сокуратор обеих выставок Наталия Автономова рассказала об очень интересной идее. Как известно, в 2012 году Музей изящных искусств (ныне — ГМИИ) отпразднует свое столетие. На территории между Большим Знаменским переулком, улицами Знаменка и Волхонка планируется создать музейный городок. Вокруг основного здания в отданных ГМИИ особняках разместятся депозитарно-реставрационный центр, а также филиалы, соответствующие тематическим разделам фондов ГМИИ. По словам Наталии Автономовой, сотрудники музея мечтают так режиссировать сменные экспозиции в разных филиалах городка, чтобы посетитель мог определять для себя четкие смысловые пути. В траектории движения по городку в тот или иной период должен просматриваться тот или иной принцип, определяемый, например, логикой исторического процесса или стилистическим развитием искусства мира.

Признаем, нынешняя генеральная репетиция принципа осмысленного путешествия по городку удалась на все сто. Если мы движемся к музею от метро «Кропоткинская», то не минуем первый филиал — Галерею искусств стран Европы и Америки XIX–XX веков (Волхонка, 14). Экспозиция «Парижская школа» занимает первый и третий этажи здания. Анфиладный принцип организации уподобляет знакомство с ней путешествию на старинном железнодорожном экспрессе (как тут не вспомнить, что в самом Париже главный музей искусства раннего модернизма размещен в бывшем вокзале — дОрсэ).Мы едем в купе. Шуршит обивка диванов в стиле ар деко.

Выглядываем в окна — там мелькают картины тех, кто по определению был обречен стать странником и скитальцем, — «блудных сынов парижской школы», как назвал художников-иностранцев, приехавших в начале века в столицу Франции и поселившихся в ней, профессор Валерий Турчин.

Расцвет парижской школы приходится на 20-е годы прошлого века. Мастера, чьи имена на слуху: Александр Архипенко, Мария Васильева, Наталия Гончарова и Михаил Ларионов, Хуан Грис, Кес ван Донген, Джорджо де Кирико, Ман Рэй, Амедео Модильяни, Жюль Паскен, Пабло Руис Пикассо, Диего Ривера, Хаим Сутин, Леонар Фужита, Осип Цадкин, Марк Шагал, Серж Шаршун, Давид Штеренберг, Георгий Якулов И еще несколько десятков менее известных, но во многом тоже замечательных мастеров. Их не объединяла никакая программа, никакие манифесты и декларации. Лишь дерзкая, порой даже ожесточенная энергия творчества. В каком-то смысле парижская школа была прообразом субкультуры современных сквотов: разные, порой диаметрально противоположные в эстетических устремлениях люди становятся единомышленниками на предмет одержимости художнической миссией как таковой. Собираются вместе, живут бок о бок, работают, спорят, более или менее успешно пытаются пристроить свои опусы. Все вместе и каждый страшно одинок. Вечные скитальцы, нелюбимые даже принявшей их страной. В конце 20-х годов критик Камиль Моклер, подчеркивая то, что большинство представителей парижской школы — евреи, разоблачает грозящий «глубинному духу Франции» губительный иностранный вирус.

И все же по первому впечатлению искусство большинства представителей ecole de Paris не кажется трагичным, обремененным мрачными темами жизни создателей. На выставке возникает впечатление удивительное: в анфиладе залов работы иностранных парижан сменяются как калейдоскопические картинки. Одна становится экраном, в котором причудливо отображаются соседние, и все вместе складываются в экстравагантный оптический узор. Причина, мне кажется, в том, что большинство мастеров парижской школы прекрасные интерпретаторы стилей, но не создатели их. Исключение, конечно, Модильяни, Пикассо, де Кирико, Гончарова с Ларионовым, Цадкин. Другие же были чужды лабораторной чистоте формотворчества, легко меняли свои приоритеты (например, с футуризма на кубизм, на абстракцию и обратно). Потому они странно рифмуются в этом пестром и ярком ковре, что раскатан по стенам в анфиладах музея.

Что их объединяло (в особенности российских представителей школы)? О том лучше сказал Абрам Эфрос: «Символ веры — это peinture peinte, живописная живопись. В самом деле ее изощренность в добывании бесконечно малых, но драгоценных своей чистотой живописных эффектов огромна.

Их тематика случайна и ничтожна, да и какая может быть тематика при таком занятии? О ней не думаешь перед их произведениями, как не думаешь об узорах на тортах, соблазнительных своими специями».

Все же существует ли какое-либо стилистическое направление, которое собирает многих иностранцев-«парижан»? Исследователи (в частности, открывающий своей публикацией каталог академик Дмитрий Сарабьянов) считают одним из принципиальных — экспрессионизм. Речь даже может идти о специфическом, еврейском экспрессионизме. Он, кстати, наилучшим образом объясняет особую, скрытую за цветными яркими аккордами тему одиночества, слома и глубокой меланхолии. Французский критик Дориваль в 1945 году пишет: «Это искусство имеет отношение к экспрессионизму, вечному, как барокко, трагической, ядовитой, одержимой формой которого он является. Оно создано для всех одержимых, которые найдут в нем отклик, для всех, кто изнывает от тоски и печали, порождающей гнев, для тех, кто тонет в отчаянии»

Экспрессионизм и станет для нашего музейного экспресса главным маршрутом. Из анфилады залов Волхонки, 14, мы попадаем в анфиладу залов Волхонки, 8, в отдел личных коллекций. Невероятно, но факт: здесь разместилась первая, сделанная на должном уровне в России выставка знаменитого на весь мир творческого объединения «Синий всадник», созданного Василием Кандинским и Францем Марком в конце 1911 года. Архив «Синего всадника» (объединение просуществовало до 1914 года, когда первая мировая разметала всех соратников) хранится в Мюнхене, где с 1896 года (с перерывом на возвращение в послереволюционную Россию) работал Кандинский. Подруга художника Габриэла Мюнтер подарила городской галерее Ленбаххаус (дом портретиста Франца фон Ленбаха) большой архив работ Кандинского. Все они шедевры, в чем можно убедиться на московской выставке.

Анфилада «Синего всадника» очень внятно артикулирует тему путешествия. На сей раз путешествия в истории создания и расцвета мюнхенского объединения художников, сплотившихся вокруг Кандинского. В отличие от парижской школы союз живших в Баварии экспрессионистов можно назвать именно лабораторией, прежде всего лабораторией цвета.

Колористические разработки, движение цвета на холсте у разных мастеров «Синего всадника» (Веревкиной, Явленского, Макке, Клее, Мюнтер и прежде всего Франца Марка и Василия Кандинского) заставляют поверить, что на пограничье, когда форма превращается в световую сущность, концентрация духовной энергии достигает невероятной силы. Осмотр выставки сравним с посещением капеллы, сияющей светом и цветом стекол готических витражей. Кстати, в продолжение темы путешествия по железной дороге возникает конкретный сюжет. Изображенный черным силуэтом поезд мчится по цветным клавишам-шпалам в пейзаже Мурнау на картоне (техника: масло, карандаш) Кандинского 1909 года. Интересно, что сама анфилада в отделе личных коллекций структурирована как некий экскурс по вехам творческого пути Кандинского с возвращением к истокам. В перспективе всей анфилады — залы постоянной экспозиции отдела личных коллекций. Их замыкает картина Василия Поленова на сюжет из земной жизни Иисуса Христа. Работы именно этого художника на подобные темы Василий Кандинский, будучи совсем еще юным, копировал.

Источник: "Московские новости", 17 октября 2011 года,