В рамках 4-й Московской биеннале современного искусства открылся проект «Аудитория Москва», включающий в себя не только экспозицию работ (преимущественно видео), но и серию лекций и публичных обсуждений. За время свой работы проект стал масштабной дисскуссионной платформой по вопросам, выходящим далеко за пределы собственно художественной проблематики.
Проект «Аудитория Москва» в Белых палатах на Пречистенке, состоящий из выставки, серии дискуссий и мастер-классов, основан на принципиально ином отношении к искусству, чем то, что распространено в России сегодня. На выставке (кураторы Екатерина Деготь, Давид Рифф, Иоанна Мытковска) искусство представляется зрителю не как право на отдых, но как труд и пища для размышлений. Невероятно бодрит то, что на выставке нет ни одного экспоната, на фоне которого можно сфотографироваться. Таким образом, категорически отсекается традиция, возникшая у публики в последние годы – «щелкнуть» друг друга рядом с чем-нибудь красивым, выложить это в интернет и забыть.
На этой выставке нужно вести себя иначе. Например терпеливо, внимательно смотреть и думать. Здесь много видеоработ, что само по себе примечательно: видео – самый неудачливый товар на арт-рынке, и при этом лучший способ рассказать историю. Часть работ – о людях, которых неолиберальная политика не берет в будущее. В фильме «Мусорщик» («Trashman») Ольги Чернышевой рабочий-иммигрант из Средней Азии держит в руках мусорный пакет, куда выходящие из кинозала зрители выбрасывают пустую тару от попкорна. Героические или сентиментальные мелодии финальных титров контрастируют с положением человека, работающего «живой урной».
Адриан Мелис снимает цеха закрывшегося завода с заржавевшими и пыльными станками под пение хора уволенных рабочих, чьи голоса имитируют шум некогда работавших машин. Все, что им остается, это производство звука.
Все представленные работы находятся между двумя крайностями, в которые часто впадают современные художники – поверхностным, но визуально эффектным интертейментом и социальными экспериментами, в которых этические проблемы полностью убивают эстетическое. Екатерина Деготь так комментирует один из принципов отбора произведений: «Автономия искусства искусству необходима, но не дана ему. Если художник начинает автономией наслаждаться, искусство исчезает, но и если она полностью отсутствует, то искусство тоже растворяется».
В пространстве экспозиции также проходили круглые столы и мастер-классы с участниками проекта, известными кураторами, философами и политическими активистами. Проект с такой насыщенной программой переворачивает представление о времени, отведенном искусству в жизни человека сегодня. Обычно оно вписано в графу «досуг», здесь же нужно значительно вложиться, чтобы взять от проекта все, что он может дать. Нетипичный эксперимент для цифровой эпохи, бросившей людей в стихию виртуального общения, – надо лично присутствовать и говорить «в прямом эфире».
Одним из важных направлений проекта стало обсуждение взаимосвязи развития современного мегаполиса и политической обстановки в стране и в мире. Екатерина Деготь объяснила всплеск у людей интереса к городу: «На уровне общества никто не решается ставить задачи изменения мира, все решили начать с города.
Мы отреагировали на тенденцию, которая существует, всплеск интереса к паблик-арту и стрит-арту, у которых есть как позитивное, так и негативное измерение. Журналы “Афиша” и “Большой город” на своем уровне становятся оппозиционными, и пишут про то, что в Москве не хватает лавочек. Начали с этого масштаба, но, наверное, этим все и ограничится. Я помню, как однажды незадолго до перестройки в “Литературной газете” целая полоса оказалась посвящена тому, что треугольные пакеты для молока текут, и это необходимо прекратить. Это смелое критическое заявление потрясало, подрывало основы, и стало ясно, что скоро все изменится. И действительно, все стало меняться. Сейчас нет такого ощущения, что после всех этих статей про нехватку лавочек пойдет следующий этап недовольства – по поводу устройства нашей страны в целом».
Выставка «Аудитория Москва» не ограничивается сетованиями по поводу убожества малых архитектурных форм в столице. Кроме фильмов Хито Штайерль «Пустой центр» (о негативных сторонах джентрификации) и «Изменение Боготы» (о том, как два мэра смогли сделать город более удобным для людей) к обсуждению темы были приглашены специалисты, способные извлечь из всей массы градостроительных явлений закономерности и предложить способы влияния на процесс. Рассказали о своих идеях Сергей Ситар, теоретик архитектуры, куратор, редактор журналов «Проект International» и «Проект Россия», и Мигель Робле-Дюран, один из создателей международной организации «Гражданский город». Оба выступающих сошлись в одном – современный город существует для денег, не для людей. Способы предполагаемого разворота градостроительной избушки к капиталу задом, а к людям передом отличались кардинально. Кажется, что Ситар видит возможность борьбы с тотальным практицизмом в создании символической архитектуры, в которой принципиально нет пользы, но есть некое сообщение всем людям, и в восстановлении архитектуры как произведения, реабилитации эстетического. Мигель Робле-Дюран считает нужным действовать через изучение социальных связей, и их изменение.Например,
он рассказывал о том, как их организация вскрыла факт мошенничества со стороны роттердамского агентства по трудоустройству иммигрантов из стран Восточной Европы. Кроме работы, им предоставляли жилье, за которое из зарплаты каждого работника автоматически вычиталось ?200 в месяц, при этом навязанные условия проживания были чудовищными – в помещении 60 кв.м проживало по 15 человек.
Факты были представлены городскому правительству, агентство было закрыто. «Гражданский город» работает и для граждан страны: информация о городе понимается как оружие для защиты своих прав, и для ее распространения задействованы все возможные способы – от фресок на стенах домов и листовок до уличного театра и городского радио.
Мигель негативно отзывается об архитекторах, находящихся в зависимости от денег и власти и вынужденных подчиняться, и видит большие перспективы в художественных проектах как способе возвращения городского пространства людям. Роль художника также разнится в выступлениях западного и российского специалистов. Сергей Ситар видит в нем исследователя, собирающего скрытые в городской ткани коды и смысловые пласты. Мигель Робле-Дюран и его сотрудники собрали информацию о городе – от маршрутов перемещения различных категорий жителей в зависимости от времени суток и дня недели до контактов разных государственных и частных организаций, которые могут понадобиться художнику для организации его проекта. В одном случае художник собирает и анализирует информацию, в другом – получает все в готовом виде как материал к дальнейшей работе. Это ошарашивает: прямой толчок к действиям – хватит наблюдать, меняйте мир!
Вопросы из зала выявляли ошибки такой позиции. Кирил Асс, архитектор, художник и критик, спрашивает, не является ли такой подход тем же самым практицизмом, только работающим на другие слои населения, всего лишь попыткой вытянуть нищих поближе к роскоши. И главное, из ответа на другой вопрос, о том, что стало с иммигрантами после закрытия агентства, стало известно, что иммигранты в результате просто остались без жилья и работы. Гражданская активность должна стремиться не только к устранению негативных явлений, но и давать альтернативные способы решения ситуации. И каким бы необычным для России и перспективным ни казался бы подход «Гражданского города», отталкивающийся от исследований реальных общественных процессов, он обернется поражением без внимания к архитектуре как искусству. Работа над новым городом для людей должна вестись одновременно и жителями, и экспертным сообществом.
Подобное столкновение двух практик, российской и зарубежной, просматривалось и во всех других встречах. Это одна из задач организаторов – не только познакомить русскую публику с западными тенденциями, но и открыть западной аудитории потенциал постсоветских пространств. Задача почти бесконечная, но продвинуться в этом направлении в рамках проекта удалось. В рамках показа и обсуждения фильма «Марксизм сегодня» Фила Коллинза также обнаружилось противоречие между «нами» и «ними». Коллинз, посетивший нас, это, конечно, не популярный музыкант, а его тезка, британский художник, который признался, что пользовался славой однофамильца, собирая материал для фильма – он дал в газетах короткое объявления «Филу Коллинзу требуется преподаватель марксизма», и получил огромное число желающих устроиться на данную работу, равно как и обсуждение в СМИ еще до начала съемок.
Сам подход, предполагающий сбор материала и общение с большим количеством людей, для российского искусства нетипичен (у нас все же предпочитают создавать альтернативные миры и бесконечно их переписывать). Автор встречался и разговаривал с 60 преподавателями дисциплины, которая была в социалистических странах всем, а теперь стала ничем.
Из них он выбрал десять человек для съемок, и смонтировал фильм из историй троих людей. Большинство материала ушло в корзину, но эта полная корзина является необходимой базой для убедительного и трогательного фильма о судьбах людей, которые говорят на мертвом языке.
Комментируя фильм Коллинза, художник Дмитрий Гутов подчеркнул, что его работа – «про марксистов», но отношения к марксизму не имеет. Марксистского искусства не существует, заявил художник, отвечая на вопрос аудитории, и предположение о наличии такого «жанра» в принципе абсурдно. Марксизм может быть методом исследования произведения. И в таком случае марксистскими окажутся и наскальные росписи пещеры Альтамира, и «Пучок спаржи» Эдуарда Мане.
Здесь опять проявляется разница между российской склонностью ограничиваться уточнением теоретических положений и желанием выявить результаты и последствия применения теорий к реальности на Западе. Не в этот раз, а пару лет назад художник Анатолий Осмоловский на круглом столе подрезал речь философа Подороги, делавшего вывод о состоянии коммунистических идей на основании тяжелых квартирных условий мыслителя Мераба Мамардавшивили, которому советская власть не дала такой же трехкомнатной квартиры, как философу Щедровицкому. Осмоловский сказал: «Нужно уметь отделять идеи от их воплощения». Да, нужно, но при этом нельзя ограничиваться совершенствованием теории, ведь рано или поздно придется претворять ее в реальность. Но и одной констатации фактов и документалистики тоже не достаточно. Все исторические случаи применения идей Маркса к жизни Гутов обобщил как «ракеты, которых сколько было запущено, столько и рухнули», а художников, производящих на Западе марксистское искусство, назвал «собирающими обломки этих ракет и любующихся ими».
Ни слово и дело, ни этика и эстетика, ни художник и гражданин не могут существовать отдельно друг от друга. Расщепленность личности современного человека выявилась особенно ярко, когда вспомнили об одном западном финансовом магнате, который заметную часть своих доходов тратил на борьбу с капитализмом. Когда его спросили, как такое возможно, он ответил: «Как бизнесмен, я пользуюсь недостатками нашего общества для преумножения своего благосостояния, а как гражданин – я хотел бы уничтожить все порочное и несправедливое в современном обществе». Так же и Гутов сказал, что как художник он действует по законам арт-мира, отражающим законы общества в целом, но как гражданин желает бороться с этим. Так же молодые художники и политические активисты, придерживающиеся левых взглядов, на круглом столе осуждали биеннале и другие масштабные арт-события за их зависимость от капитала и власти, но при этом все принимали в них участие. Осознание этой раздробленности общества и неверности самому себе каждого отдельного человека, вынужденного примерять различные модели поведения в зависимости от обстоятельств – один из результатов проекта «Аудитория Москва». А то, что неполадка найдена и определена, может привести к ее устранению.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»