14.09.2011 | Архитектура / Общество

Скрытое безумие

Кукольный дворец в Царицыно - издевательство над архитектурой и историей, но куклам он нравится.

В Царицыно я не была с тех пор, как оно было перестроено. И вот поехала, чтобы посмотреть выставку наивного искусства. В результате впечатления от места и от выставки сложились в единое целое, и мне показалось, что Царицыно в его теперешней версии как-то глубинно связано с «примитивом». У наивных художников – много образов земного рая, новое Царицыно – тоже пытается предстать как райское место. Но надо помнить, что у большинства самодеятельных художников очень своеобразное представление о мире, есть среди них и пациенты психиатрических больниц. От Царицыно тоже остается впечатление скрытого безумия.

Сходство между творчеством ауйтсайдеров и новой московской архитектурой можно почувствовать, посмотрев те произведения, которые обращаются именно к архитектурным формам. На выставке Japan/Congo в гараже были выставлены макеты фантазийных зданий, отелей, стадионов, жилых домов, сделанные из упаковок от различных продуктов. Я сразу подумала - это отлично смотрелось бы построенным в Москве, тенденция была бы доведена до настоящей выразительности. Другой пример – выставка, которую готовит Сергей Ситар в Музее Архитектуры им. Щусева. На ней будут представлены работы Николая Лёвочкина, машиниста московского метрополитена. Он в течение 30 лет строил в своей однокомнатной квартире здания из подручных материалов, различных предметов быта. Всего их – 32, самое высокое из них - достигает 2,5 м. Надо отметить, что «исходным пунктом для появления его работ послужила идея восстановления (не важно, в какой конкретно форме) Храма Христа Спасителя». Ревзин же пишет, что отстроенная копия храма Христа Спасителя стала важной точкой в архитектурном безумии – «это стерло разницу между фальшивкой и подлинной вещью, поскольку копия стала национальной святыней».

В своих зданиях Лёвочкин использует такие узнаваемые вещи, как шахматные фигуры, которые у него превращаются в башни, и подвески от хрустальных люстр, составляющие стены дворца.

Это неразличение масштаба деталей очень свойственно нынешней архитектуре Москвы – в целом во многих зданиях есть изобразительность, архитектуре как виду искусства не очень свойственная, чего стоят дом-яйцо или украшения на «Патриархе», в одном из которых художники Макаревич и Елагина усмотрели точную копию древесного гриба, из которого в древности делали галлюциногенный напиток. Макеты африканского художника и здания Лёвочкина, естественно, сделаны не для того, чтобы в них входил реальный человек, но совершенно неестественно, когда реальные здания отталкиваются от внешнего вида, а не от того, как внутреннее пространство будет использоваться человеком.

Распространенное сравнение новой архитектуры с конструктором Лего – очень верное. Дети строят условное здание, у них человек (кукла) как бы может «войти» в здание, но на самом деле они запихнут его через окно. Дворец в Царицыно производит впечатление макета. У него есть парадные двери, но через них не входят. Входят через стеклянный ларёк между дворцом и Хлебным домом, который ни в коем случае не стоит сравнивать с пирамидой во дворе Лувра. В Париже – сознательное противопоставление старых и новых форм, выразительность пирамиды, здесь – наивное желание выдать нечто стеклянное за историческое. «Нечто» расписано по стеклу контурами готических арок и увенчано ровно такими же башенками, как и сам дворец, отчего неминуемо начинаешь сомневаться в подлинности дворца. Внутри ларька – эскалатор под землю, в фойе из которого через неопрятный длинный и узкий белый коридор с несколькими поворотами попадаешь в Хлебный дом.

Это совсем стирает впечатление «дворца», в который нужно торжественно прошествовать через парадный вход, и больше похоже на то, как ребенок приподнимает кукольный домик-монолит, в котором двери не открываются, и засовывает кукол снизу.

В детской игре всё условно, у Лёвочкина – тоже, ведь он создавал дворцы и культовые сооружения. Но ведь живут и работают люди в основном не во дворцах и церквях, и к зданиям для повседневной реальности нельзя подходить так же, как к культовым сооружениям. Это у куклы нет физиологических функций, ее собственных стремлений, а есть предусмотренные действия куклы в данный момент игры ребенка. Пластмассовой принцессе или солдатику туалет, столовая или кабинет не нужны каждый день.

Конечно, если ребенок сильно сосредоточен на каком-то действии, то он даст его гипертрофированно. Травмировали его родители укладыванием спать, или ранними побудками – и он не сделает спальни в замке, или сделает пять. У нас в домах тоже случается подобное – мне довелось побывать в новостройке, где были спроектированы однокомнатные квартиры с двумя санузлами - вот она какая, настоящая роскошь и благоденствие.

С туалетами в Царицыно, кстати сказать, вышла абсолютно комическая ситуация. Раньше, несмотря на то, что парк называли «загаженным», он все же таким не выглядел. Это историческая система – ландшафтный парк предполагал близость к природе, кто хотел удалиться по нужде, тот находил укромный уголок и удобрял растительность. Теперь парк – регулярный, не французский, увы, а просто полигон, просматривающийся от и до. Удалиться некуда, и потому поставили десятками пластиковые туалеты. Сортиры на виду, на каждом открыточном виду, и вместе с огромным количеством урн создается впечатление, что парк рассчитан на людей, которые только и знают, что сорят и испражняются. Кабинки все-таки попытались сделать незаметными, в отличие от городских голубых, эти – из зеленого пластика, из-за чего, по задумке, они должны сливаться с растительностью. Но не учли того, что осенью зеленое становится желтым и красным, а зимой фон вообще белый. Ну что же, у детей в их играх тоже есть только воображаемое «здесь и сейчас», время, которое не соотносится с реальным.

Однако эти элементы, хоть и на самом виду, фокус-группе картинки не портят. Мы можем видеть ситуацию, когда куклы горячо одобряют кукольные домики, в которые с ними играется городская власть.

Как писал Левочкин о своей «Часовне», «в процессе разглядывания освещенного интерьера через открытый дверной проем нижнего этажа у зрителя рассеиваются неприятные мысли и «происходит мирение». И вот тут и происходит мирение с жизнью через заглядывание в лужковский дворец. Невероятное торжество можно испытать, увидев сразу так много бравурного, блестящего, новенького.

Такое ощущение, что Лужков, создавая свой стиль, руководствовался идеями Михаила Калякина, советского самодеятельного художника, с 60-х годов непрерывно находившегося в психиатрической больнице. Размах у него был лужковский: он представлялся «Бог – г. Калякин», создатель «света, леса, сел, деревень, земли, моря, океана…», «кормилец всех иждивенцев Бога». И методы тоже лужковские - он стремился «дарить миру красоту», рекомендуя для этого «кипячение в маслах и жирах, варение и сахарение», «золочение, серебрение, эмалирование и жемчужение». Что тут можно сказать: наивность чудо как хороша в картинах, а в жизни – производит гнетущее впечатление.

Источник: "Культура", № 31, 1 - 7 сентября 2011г.,