Авторы
— Третьяковская галерея считается одним из представительнейших национальных музеев России. А как вам кажется, что такое национальный музей искусства вообще?
— Сложный вопрос. Вспоминаю, что к 150-летию Третьяковской галереи замдиректора по научной работе Лидия Иовлева написала статью о том, что все проблемы, сложности пути развития Третьяковской галереи уже были заложены ее основателем Павлом Михайловичем Третьяковым. Павел Михайлович хотел создать национальный музей, и при этом статус национального музея почти сразу же вошел в противоречие с образом Третьяковки как музея, созданного одним человеком, в соответствии с его вкусами и пристрастиями. Существуют в мире национальные галереи: Лондонская, Вашингтонская. Однако там представлено искусство не только английское или американское. В случае с этими музеями мировой контент и выражает национальную идею. У нас же национальная доктрина это только свое, родное. И так завещал Третьяков.
— Да уж, кто ж не знает незабвенных слов Павла Михайловича, обращенных именно к отечественным мастерам, точнее, к художнику Аполлинарию Горавскому в октябре 1861 года: «Дайте мне хоть лужу грязную, но чтобы в ней правда была, поэзия».
— Третьяков был прогрессивным человеком. Однако именно своего времени. Галерея основана в 1856 году. Первые вещи были во многом случайными. Потом в 60-е годы он находится в створе современных ему проблем, когда преобладает практика обличительного пафоса. Своего рода артпублицистика. А живописный метод — реализм. Рубеж веков он уже не понял. Да, у него были и Бенуа, и Врубель. Но это были произведения не первого ряда. Почему Третьяковка открылась? Потому что в случае с Павлом Михайловичем гениально совпало несколько тем: время, финансовые возможности, семейный круг, позволявший знать художников лично. Так что его круг 60-е, 70-е, 80-е годы. Вещей, художников и интересов. Потом символистов, мирискусников комплектовал совет, возглавлявшийся Московским городским головой князем Голицыным, и входить в совет должны были члены семьи Третьякова, представители художественной общественности. Далее с 1913 года советом Третьяковской галереи руководил Игорь Эммануилович Грабарь, создавший типологическую и хронологическую экспозицию, которую мы имеем сегодня. В этом стратегия Грабаря и последователей принципиально отлична от стратегии Павла Третьякова, для которого личный вкус был принципиален. Он в завещании написал, что необходимо остановиться и законсервировать состояние собрания, имеющееся к моменту его ухода из жизни. По сути, он запретил комплектовать галерею. Это был большой казус. Чтобы нарушить запрет, обращались к императору Николаю II.
— Выходит, образ Третьяковки по существу своему компромиссный?
— В любом случае сложный. Не будем забывать еще и то, что после революции началось тотальное перераспределение собраний расформированных музеев и частных коллекций. От Третьяковки, например, в 1920-е годы отделили собрание Сергея Михайловича Третьякова, в котором преобладали как раз произведения западноевропейских художников. Если сегодня говорить, например, о портретном профиле главнейших собраний отечественного искусства, императорском Русском музее и галерее Третьякова, то что-то окажется принципиальным для истории русского искусства в ГТГ, а что-то в Русском музее. В Русском — XVIII век, в Третьяковке — Левитан и московская пейзажная школа XIX столетия и т.д.
— Каждый этап истории музея уникален своими скандалами. Не так ли?
— Споры и даже скандалы, проблемы выбора пути сопровождали историю музея всегда. Были они и при Павле Михайловиче, и позже. Действительно, каждый этап отвоевывался. Ожесточенные споры велись по поводу образа экспозиции, по поводу того, какой принцип брать — хронологический или идеологический, по поводу того, что собирать и т.п. Возможно, вслед за этими скандалами, а может быть, и благодаря им приходил громкий успех.
— Должна ли Третьяковская галерея работать с современным искусством?
— На мой взгляд, должна. Поток искусства прерывать нельзя. Тем более что так исторически случилось, что и искусство XX века стало мощным фондом ГТГ, и искусство XXI века в ней собирается. Раздел новейших течений так или иначе сформирован как раздел. Как его заполнять, это второй вопрос. Тем не менее это искусство представлено.
— Значит ли это, что и сегодня территория современного искусства в ГТГ отвоевывается с боем?
— Все прекрасно помнят недавние скандалы с проектами современного искусства в Третьяковской галерее и их бывшим куратором Андреем Ерофеевым. Так что путь галереи тернист и сегодня. Однако на данный момент все спокойнее. В рабочем ритме. Конечно, переключиться с более чем 140-летней истории и заниматься только новейшими трендами Третьяковская галерея не может. В чем-то мы реагируем медленнее модных сегодня артцентров. Не берусь судить, кто реагирует острее, однако мы способны ввести это искусство в исторический контекст. Музеефицировать и каталогизировать. Понимаю, что музеефикация противное слово. Однако ко многому обязывает. Вы же понимаете, что сегодня произведения редко бывают традиционными — «холст, масло». Иногда непонятно, как их хранить. Для того, чтобы было понятно, необходимо их описать, принять на хранение. Более того, в процессе описания и общения с произведениями многие содержательные моменты проясняются. Вплоть до того, а зачем вообще это делалось? Так что преимущества у нас перед институциями, созданными ради тезиса now, at the moment, имеются. Только желательно и нам быть чуть динамичнее. Вводим в вечность мы слишком медленно.
— Насколько я понял, суть в том, в какой пропорции со старым искусством Третьяковка должна заниматься современным?
— Да, это вопрос. На который еще не сформулирован ответ. Неясно, должны ли периоды быть разделены по разным зданиям или существовать в одном. На сегодняшний день ситуация такова: музей разделен на две части. Старое искусство — в Лаврушинском переулке, современное — в доме на Крымском Валу, возможно, если будет принято решение, оно переедет в новое, специально построенное для него здание. Однако проблема в том, что наш зритель сегодня не готов к общению только с современным искусством без классики. Поэтому посещаемость ГТГ на Крымском (не имею в виду выставки уровня Левитана) существенно ниже, чем в Лаврушинском. Какой бы бешеный пиар мы ни устраивали, продвинуть посещаемость на Крымском на тот же уровень, как в здание, где «мишки» и «богатыри», еще долгие годы будет сложно. Кстати, и с «мишками» начинают возникать свои проблемы. Ведь отменили буквари с картинками. И новые поколения начинают расти без этой любимой и родной нам всем хрестоматии. Для двадцатилетних те же васнецовские «Богатыри» это просто еще одна картина в экспозиции. Поэтому нам приходится искать новые способы общения с публикой, способы ее заинтересовать с новой силой. В противном случае через двадцать лет проблемы будут уже с Лаврушинским переулком. Он перестанет быть Меккой. И миллионной посещаемости в Лаврушинском тоже не будет. Но пока есть.
— А в чем нынешняя специфика выставочной политики ГТГ?— А в чем нынешняя специфика выставочной политики ГТГ?
— Первое: цифры. Открывать более чем тридцать выставок в год — в общем-то безумие. Второе. Конкретная проблематика выставок, связанная или с монографическим принципом или с историей групп, объединений. Делать проекты на слишком общие темы (можно вспомнить, например, «Власть воды» в Русском музее) — для нас большой вопрос, мы про воду не умеем. Когда мы со всей России и стран СНГ собираем 200–300 работ, которые точно кроме нас никто не привезет, я думаю, что это и наш крест, и одновременно повод считать, что работаем не зря. Да, мы государственный музей, расположенный в центре столицы. Обязаны реагировать на все юбилеи, официальные даты. Однако стараемся подходить к проблемам неформально. Так, осенью помимо масштабной юбилейной выставки Николая Ге мы откроем экспозицию с любопытным сюжетом «O dolce Napoli! Неаполитанское искусство и его влияние на русскую живописную традицию».
— Из каких собраний она будет?
— Многие российские музеи, прежде всего сама Третьяковская галерея и Русский музей, а кроме этого — вещи из Рима (институт Кателя и Национальная галерея современного искусства) и Неаполя (музей Капо ди Монте и другие). Выставка — попытка показать тесные связи русской пейзажной школы начала XIX века и итальянских мастеров этого времени, тот европейский контекст, в котором черпали вдохновение русские художники образа Сильвестра Щедрина.
Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».
Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.
