26.04.2011 | Память
Трезвый романтикМихаил Козаков на фоне своего поколения
Смерть Михаила Козакова заставляет задуматься и о том, насколько странно недооцененным на официальном уровне осталось его творчество (единственную Госпремию СССР — за театральные работы — он получил в 33 года, в 1967-м, а народного артиста СССР ему так и не дали). И о том, насколько в конечном счете трагической оказалась судьба его — фантастически талантливого — актерско-режиссерского поколения.
Для сверстников автора этих строк, начавшего смотреть кино во второй половине 60-х, Козаков с самого раннего детства суперзвезда. Подобного понятия не существовало, но тогдашнюю популярность Козакова можно сопоставить с нынешней известностью голливудских актеров первого ряда. Его легендарных театральных работ — ни в Театре Маяковского конца 50-х, ни в «Современнике» 60-х, ни Гамлета, ни, скажем, Адуева-старшего из «Обыкновенной истории» — мы, разумеется, не знали и знать не могли. Зато кое-кому удалось увидеть Козакова в 70-е в спектаклях Анатолия Эфроса на Малой Бронной: в «Женитьбе», «Дон Жуане», «Дороге», «Месяце в деревне».Но Козаков был интересен не только сам по себе, но и как один из главных представителей своего творческого поколения — при том, что иногда с ним расходился. Во времена СССР можно выделить несколько поколений режиссеров и актеров. Границы между ними не всегда строги, но отчетливы. Первое — порожденное дореволюционным театром. Второе — рожденное авангардными 20-ми, приунывшее в 30-е, но в конечном счете определявшее кинотеатральную политику вплоть до «оттепели». Поколение Козакова — третье — оказалось не то чтобы самым талантливым, но способным к наибольшему творческому разнообразию и на удивление многочисленным. (В четвертом поколении — тех, кто начал творить в 70-е, — и пятом, главном нынешнем, значительных фигур куда меньше. В пятом это вообще в основном продюсеры.).
Поколение «Современника» и Таганки, кинематографа 60-х, родственного французской «новой волне», авторской песни и Политехнического музея, «Нового мира» и «Юности», споров физиков с лириками и разгромленной Хрущевым выставки в Манеже было первым и последним в СССР поколением творцов-идеалистов. Да, 20-е годы тоже порождали идеалистов. Но их иллюзии в отличие от оттепельных развеялись быстро. Козаков, кстати, оттепельные иллюзии не разделял. В мемуарах «Актерская книга» он вспоминает, как его изумляло, что «Современник» 60-х упорно придерживается ленинских позиций. Как в 70-е годы ругался с Олегом Ефремовым времен МХАТа, поскольку спектакли «Сталевары», «Заседание парткома», «Обратная связь» — сплошное вранье.
Поколение было противоречивым, чему примером и сам Козаков, сыгравший на телевидении в начале 80-х роль Дзержинского (и тут же наконец получивший официальное одобрение — Госпремию РСФСР). Но именно они привели к тому, что страна изменилась. А когда она изменилась, остались не у дел. И не потому даже, что рухнула прежняя система кинопроизводства, хлынул поток фильмов из Голливуда, в театр перестали ходить за правдой, а в кино пришел юный зритель, не знающий советских актеров. А потому, что творцы были в СССР властителями дум, и именно это придавало им силу. А в 90-е страна изменилась настолько, что властители дум стали ей не нужны. Это отдельная интересная тема, поскольку во Франции, например, и теперь сильна власть гуманитариев-интеллектуалов.
В этой ситуации Козаков остался одним из редких представителей шестидесятников, кто продолжал активно работать: в театре, кино, актером, режиссером. Писал книги воспоминаний, которые говорят о том, что если бы он захотел, то смог бы сочинять и прозу (передались гены отца — писателя). Занимался чтецким делом, в котором был мастером: о том, как он на подпольных концертах читает Бродского, ходили легенды еще в те годы, когда имя Бродского произносили шепотом.
В конце концов именно Козаков создал как режиссер — на рубеже 1980-х — два лучших кинопортрета своего поколения. Причем если «Безымянная звезда» — притча (о том, что жизнь не допускает сказки, не помогает идеалистам; притча грустная, но романтическая), то «Покровские ворота» (снятые по сценарию Леонида Зорина) — откровенное высказывание о самих себе. Фильм о самоироничных, но тем не менее законченных идеалистах, сделанный трезвым идеалистом Козаковым, полон нежности и печали. Ведь снимая «Покровские ворота», Козаков знал, что надежды, которыми живут его герои, скорее всего не оправдаются.
Цикл состоит из четырех фильмов, объединённых под общим названием «Титаны». Но каждый из четырех фильмов отличен. В том числе и названием. Фильм с Олегом Табаковым называется «Отражение», с Галиной Волчек «Коллекция», с Марком Захаровым «Путешествие», с Сергеем Сокуровым «Искушение».
На протяжении всей своей жизни Эдуард Успенский опровергал расхожее представление о детском писателе как о беспомощном и обаятельном чудаке не от мира сего. Парадоксальным образом в нем сошлись две редко сочетающиеся способности — дар порождать удивительные сказочные миры и умение превращать эти миры в плодоносящие и долгоиграющие бизнес-проекты.